— «Тогда аборт давно бы стал так же свят, как таинство причастия!» — процитировала Иоганна ей по телефону песенку известной немецкой эстрадной певицы.
Она должна спешить. Чем раньше Марлена найдет врача, согласного сделать ей аборт, тем лучше. Поскольку в школе как раз начались пасхальные каникулы, она отправила Андреа к своей матери, в надежде, что, когда дочка вернется, все самое страшное будет позади. Может быть, она даже успеет подыскать квартиру.
Врач, которого порекомендовала Иоганна, практиковал в центре города, в небольшом, но современно оборудованном медицинском кабинете. Его звали Моосхаммер. Он выглядел так неприлично молодо, что Марлена даже засомневалась в его квалификации. Уж не послала ли ее Иоганна к студенту? Но потом, сидя напротив него, она увидела и легкие морщинки под глазами, и чуть поредевшие надо лбом волосы, и обручальное кольцо на пальце.
Она откровенно сказала о своих намерениях. В конце концов, она наверняка не первая пациентка, пришедшая сюда с такой проблемой.
Когда Марлена замолкла, врач вздохнул:
— Моя дорогая госпожа Штритмайстер, я боюсь, вам дали ложную информацию.
— Но моя подруга…
— Я не делаю абортов. Прежде всего я дал обещание всегда соблюдать параграф 218[1]. Это, так сказать, официально. Кроме того, мое личное мнение состоит в следующем: женщины вправе сами решать, хотят они ребенка или нет.
— Но в таком случае было бы логично, чтобы вы решились помочь мне.
— Риск слишком велик.
— Я никогда и никому не скажу об этом.
— И тем не менее, фрау Штритмайстер.
— Может быть, вы хотя бы дадите мне адрес другого врача? Или частной клиники?
— Я один раз сделал это и имел большие неприятности. Нет уж, увольте…
На мгновение Марлена почувствовала себя такой несчастной, что едва не уронила голову на письменный стол и не разрыдалась. Она так устала. Так разбита. Уже сколько времени она толком не спит ночами. Она решилась на аборт не под влиянием настроения. Нет, осознание необходимости этого приходило день за днем, ночь за ночью, свербя ее мозг. Бывали моменты, когда она яростно ненавидела это поселившееся в ней существо. Но они сменялись другими, когда она хотела защитить свое неродившееся дитя от себя самой. А потом опять видела в нем паразита, сосущего ее изнутри, лишающего способности логически мыслить, вызывающего сентиментальную жалость. Это длилось долго, пока Марлена не пришла к жесткому выводу: ни одному мужчине не позволено принуждать женщину к материнству, приговаривать к нему, как к тюремному заключению. Также нельзя принудить ее и к браку, который теперь существует только на бумаге. Да. Окончательное решение о разводе далось ей тоже нелегко, подобно решению об аборте.
— Вы должны помочь мне, — сказала она дрожащим голосом. — Я больше не могу жить со своим мужем. Но, если появится второй ребенок, я буду вынуждена продолжать эту жизнь.
Она увидела сочувствие в его глазах. Но чем оно могло помочь ей, разве в сочувствии она нуждалась?!
— Поверьте, мне очень, очень жаль.
— В самом деле?
Он помедлил:
— Если я вправе дать вам совет… Езжайте в Австрию. В Инсбрук или Зальцбург.
В глазах Марлены вспыхнула надежда:
— Вы можете дать мне там нужный адрес?
Нет. Он не знает адресов. Там ей тоже придется обратиться к гинекологу. Но шансов сделать аборт в Австрии намного больше, чем здесь, в Баварии.
Марлена поднялась и горько проговорила:
— Вы можете мне объяснить, почему противники абортов всегда толкуют о защите еще не родившейся жизни? А моя жизнь? То, что сейчас внутри меня, без меня существовать не сможет. Но я-то могу жить без этого. Это означает только, что решение должно принадлежать мне.
Врач невесело улыбнулся:
— Меня вам не нужно убеждать.
— Все эти демагоги публично проклинают противозачаточные средства, а сами тут же ходят с блюдом для пожертвований. И просят денег, чтобы помочь непомерно расплодившимся голодающим «третьего мира». Абсурд!
— Но вы ведь отказывались от пилюль не по религиозным соображениям, как я понимаю. И живете не в «третьем мире».
— Что вы можете знать о моем мире… Так у вас нет адреса?
— Нет.
Доктор выдержал ее взгляд, но она знала, что он врет.
Она сказалась в фирме больной и уехала с Иоганной на день в Зальцбург. Небо затянули серые тучи, пошел дождь. Перед въездом в Зальцбург они застряли в пробке из-за аварии на дороге и добрались до города уже во второй половине дня. Около какого-то кафе им удалось припарковаться. В телефонной будке они отметили адреса и телефоны нескольких гинекологов и перебрались в другую будку, поскольку перед этой уже собралась очередь.
Марлена набрала первый номер. Пока она разговаривала, Иоганна достала носовой платок из сумки и протерла ее вспотевший лоб.
Марлена сказала, что она — немка, отдыхает здесь, и ей необходимо срочно попасть на прием к господину доктору. Нет, не завтра. Сегодня.
«Приходите», — сказали ей.
И вот она сидит в старомодной приемной, на стене тикают часы, напротив нее беременная женщина вяжет кофточку для малыша.
Зайдя в кабинет, Марлена сразу открыла грузному врачу истинную причину своего визита. Он ничего не сказал, лишь пригласил ее сесть в гинекологическое кресло. Там он подтвердил ее беременность, сказал, что не занимается абортами, и потребовал триста пятьдесят шиллингов гонорара.
Почему он сразу не отказал ей, без всякого осмотра?
— Цена была бы той же — что так, что так, милостивая госпожа.
Марлена иронически поблагодарила его и спросила, не может ли он, по крайней мере, порекомендовать ей кого-то?
Он в принципе против абортов, тут он солидарен со своими немецкими коллегами.
— Вы еще так молоды и полны… жизненных соков.
— Только, пожалуйста, не сравнивайте меня с австрийской дойной коровой, — ответила Марлена ядовито.
С презрительной миной он проводил ее до двери. Если она так относится к материнству, могла бы получше предохраняться.
— А разве вы не из тех, кто верит в непорочное зачатие?
Она позвонила по следующему номеру, записанному на бумажке, записалась на прием к врачу, принимавшему где-то на окраине, и вернулась к Иоганне, поджидавшей ее в кафе. Дождь пошел сильнее, капли барабанили по тротуарам узких переулков, небо было темно-серым как свинец.
Иоганна сидела за чашкой шоколада и листала иллюстрированный журнал. Когда Марлена появилась перед столиком, она подняла глаза и спросила:
