— Все так вкусно, — заявила Фредди, уничтожив бисквит с сиропом, поданный на десерт, и добавила: — Мама такого не готовит.
Этель спорить не стала. Бисквит с сиропом был действительно за пределами ее кулинарных способностей. Обычно их десерт ограничивался йогуртом или фруктами.
Ральф улыбнулся примирительно и с легким упреком сказал Фредди:
— Ведь твоя мама еще и работает.
— Да, конечно, — Фредерика смутилась и с извиняющейся улыбкой посмотрела на мать, — если миссис Роджерс будет готовить, у тебя останется много времени для своей работы.
— Миссис Роджерс приходит сюда только на выходные, когда здесь бывает хозяин поместья.
— Ах, я совсем забыла, — Фредди посмотрела на дядю, — мама сказала, что в рабочие дни ты живешь в Труро.
— Да, так раньше и было. — Ральф бросил быстрый взгляд на Этель.
— Было? — Сердце Этель сжалось от недобрых предчувствий.
— Разве я не говорил? — Лицо Ральфа выражало полную невинность, словно он и в самом деле не помнил, что на вопрос Этель, живет ли он по-прежнему в своей квартире в Труро, ответил утвердительно. — Я бываю там всего лишь несколько дней в неделю.
Значит, остальное время он станет проводить здесь, в «Гнезде чайки».
— А как же твоя квартира? — растерянно спросила Этель.
— Я ее сдал … сдал в аренду. На весь летний период.
Он улыбнулся, как будто речь шла о каких-то не стоящих внимания пустяках, и Этель с трудом удержалась, чтобы не крикнуть: «Лжец! Зачем ты обманул меня?»
— Как это чудесно, мамочка! Ведь мы сможем часто видеться с дядей Ральфом! — воскликнула Фредди. Откуда ей было знать, что творилось в сердце матери?
— Да, конечно, это прекрасно, — произнесла Этель таким загробным голосом, что Ральф расхохотался.
Фредерика удивленно уставилась на дядю, и он пояснил:
— Я полагаю, твоя мама с трудом удерживается от бурных проявлений восторга.
Конечно, Фредди ничего не поняла, но присоединилась к смеющемуся дяде.
Этель еще раз с горечью отметила, что Ральф из кожи вон лезет, чтобы привлечь ее дочь на свою сторону, а та с готовностью идет у него на поводу и в решительный момент, конечно же, окажется не на стороне матери.
После ленча он повел Фредди купаться. Этель тоже пригласили, но, понятно, только из вежливости, и она, разумеется, отказалась. Она сказала, что ей нужно поработать, но потом большую часть времени провела у окна, глядя на океан, думая о чем угодно, но только не об обезжиренных сосисках, музыку к рекламе которых должна была написать.
Наконец она перестала бороться с желанием, преследовавшим ее еще со вчерашнего вечера. Это трудно объяснить. Но уже по дороге из Лондона, на забитом машинами в пятничный вечер шоссе, она постоянно возвращалась мыслями к башне в западном крыле, в которой она жила во время своего первого приезда в поместье и в которой позднее она лежала в объятиях Ральфа.
Почему ее так тянуло сюда? Понятно, что это не помогло бы ей забыть прошлое и обрести душевное равновесие. Но башня влекла ее с какой-то магической силой.
Тут все было так же, как прежде. Даже мебель. Она взглянула на кровать, и память отчетливо нарисовала ей каждое мгновение, проведенное здесь вместе с Ральфом. Нет, не только секс. Ведь здесь они часами говорили о надеждах и мечтах, поверяли друг другу свои чувства.
Как она была наивна! Только теперь она понимает, что Ральф добивался ее потому, что она принадлежала его брату, из вечного чувства соперничества, своеобразного комплекса младшего брата. Как она ненавидит его за это! И за то, что он — это он; за то, что он всегда знал, чего добивается, всегда держал себя в руках, планировал и рассчитывал свои действия, за то, что он был человеком, у которого не было слабостей.
Из окна башни она увидела возвращавшихся Фредди и Ральфа. Девочка весело смеялась, лицо, обращенное к дяде, светилось счастьем.
Он что же, планирует играть роль отца девочки? Это было бы забавно! Тем более что дьявольскую иронию всего происходящего могла ощущать только сама Этель.
Она быстро прошла в свою комнату в восточном крыле, пока ее не обнаружили здесь, и всего на мгновение успела опередить Фредди, которая вихрем ворвалась в комнату матери.
— У него есть подружка! — выпалила она прямо с порога.
— Что? — Этель сделала вид, что с головой ушла в работу, и не поднимала глаз от нотных листов, разбросанных по кровати.
— У дяди Ральфа есть подружка, — повторила маленькая сплетница, удивленная и даже обиженная тем, что такая сенсационная новость не произвела на мать должного впечатления, — я уверена! Мы встретились с ней в Сент-Ивз.
Действительно, ничто не дрогнуло в лице Этель, но внутри словно все остановилось.
— Мы там купались, а потом дядя предложил поесть мороженого, — продолжала тараторить Фредди.
— Тебе не кажется, что ты уже выросла для мороженого? — с непонятным ей самой раздражением бросила Этель.
Фредди надула губки.
— То ты все время твердишь, что мне всего двенадцать и не стоит торопиться становиться взрослой! Теперь же ты говоришь…
— Извини, — прервала ее Этель. — У меня нервы не совсем в порядке.
Фредди решила быть великодушной и тут же приняла извинения матери.
— Это из-за работы. Что-то не получается? В этом нет ничего удивительного, ведь эти сосиски по вкусу напоминают резиновые перчатки, — авторитетно заявила Фредди, не уточняя, откуда она знает вкус резиновых перчаток.
Только не опускайся до расспросов! — приказала себе Этель. Но дочь сама вернулась к теме:
— Ее зовут Магдала. Очень высокая и элегантная, но довольно старая. Я полагаю, даже старше тебя.
— Неужели такая старуха? — Этель в притворном ужасе широко раскрыла глаза.
— Но она очень богатая, судя по ее одежде… Сегодня вечером они куда-то идут, а мы останемся одни, — закончила Фредерика с ноткой печали в голосе.
— Не надейся, что дядя будет очень часто брать тебя с собой, Фредди, — предупредила дочь Этель, — у него своя жизнь.
Фредди слегка задумалась, но лицо ее тут же просветлело:
— Но он приглашает нас завтра на ленч в яхт-клубе.
— Вот как! — Этель охватило смешанное чувство, но она решила не уточнять, что означает это «нас».
Фредерика определенно расположена к дяде. Привязанность была взаимной, и ничего плохого в том, конечно, нет. Но Этель помнила, как Артур вторгался в их жизнь, вызывая новые надежды у дочери, а затем снова надолго исчезал. Этель находила это возмутительным и решила прекратить их встречи. Но как поступить теперь?
В сущности, у Артура и не было никакого права на Фредди. Но Ральф… Каждый раз, когда Этель видела его рядом с «любимой племянницей», она не могла не чувствовать, что совершила нечто ужасное, скрыв от него правду о рождении Фредди. И эту тайну ей придется носить в себе днем и ночью, все шесть месяцев, пока они не вернутся в Лондон.
