— О Боже, — прошептал он. В его голосе звучало сомнение. — Если это сон, не буди меня.
Ее трепещущее упругое тело крепко обнимали его сильные руки. Она подняла голову и улыбнулась ему, затем принялась покрывать его щеки, подбородок и уголки рта влажными поцелуями, наслаждаясь слегка колючей бородкой, которая успела проступить на его лице.
Низкий стон вырвался из его груди, и он тут же оказался на ней, а она ощутила, как растет его желание, как подобно раскаленным углям обжигает ее собственная страсть.
Приподнявшись, он гладил ее живот, и тело Лесли напрягалось от желания. Пальцы Грегори скользили внутри ее бедер, мощные руки ласкали ее то с отчаянием, то с трогательным восторгом. Ее тело, все ее существо отвечало ему не меньшей страстью. На какое-то время их ласки прекратились, и Лесли чувствовала лишь мускулистое пульсирующее тело. Ей нравилось сдерживать желание до последнего момента, чтобы в конце концов оно само вырвалось наружу невыразимым потоком чувств. Она извивалась под ним, зная, что скоро настанет самый сладкий момент, когда полностью теряешь контроль над собой.
Ее сердце рвалось из груди, а пальцы впились в его плечи и дыхание стало прерывистым. Обхватив его голову, она притянула ее к себе; ее язык сначала облизал его губы, затем проник внутрь настолько, насколько было возможно. Она изо всех сил прижалась к нему, припав к его губам, поглощая его, как голодный зверь.
Затем все мускулы его мощного тела напряглись в агонии удовольствия, и они слились вместе, как сливаются две половины единого целого. В какое-то мгновение она почувствовала боль, но это была сладостная боль. Кровь кипела, кости словно растаяли, но уже в следующее мгновение она поняла, что сейчас взорвется вся и растворится в пространстве без остатка.
Наконец, тот миг, который она хотела задержать навечно, настал… Горячий водоворот чувств в конце концов стих, и они лежали так спокойно и расслабленно, что снежинки, заглядывавшие в окно, могли подумать, будто эти двое мертвы.
Вдруг она почувствовала величайшее искушение — ей безумно захотелось прошептать: я люблю тебя, Грегори. Я люблю тебя.
Сжав его руку, она проглотила эти слова. Но ей так хотелось произнести их, что они жгли горло. Руки еще крепче обняли его, и слезы увлажнили ее глаза. Судорожно глотнув воздуха, она сдержала слезы, которые вот-вот собирались вырваться наружу.
Он легко перевернулся, освободив ее влажное тело, и растянулся на спине, чуть отодвинувшись от нее и широко раскрытыми глазами уставившись в потолок.
Приподнявшись на локте, она долго изучала странное выражение его лица. Она никогда не видела такого несчастного выражения. Какая-то грусть вдруг сделала Грегори далеким и отрешенным. Тогда она провела рукой по его груди и прошептала:
— Грегори?
Он еле слышно сказал:
— Извини.
— Извини? — вздрогнула она.
Он продолжал неподвижно смотреть куда-то в темный потолок.
— Я что-то сделал неправильно. Я… мне хотелось, чтобы между нами все было безупречно, но почему-то не получилось… — его слова растворились в тишине.
Услышав ее сдавленное всхлипывание, Грегори испуганно посмотрел ей в глаза.
— Я люблю тебя, Лесли. Я так люблю тебя, что мне просто невыносимо, — он даже застонал. — Вчера, когда я увидел, как ты тонешь, я сразу подумал, что я вытащу тебя, либо погибну вместе с тобой. И когда потом в комнате ты ласкала меня, я понял, что Бог услышал мои молитвы. Я так тебя люблю, что ты стала для меня всем. Я злюсь на тебя от ревности. Говорю то, что совсем не хочу сказать. Потому что знаю: как бы я ни любил тебя, не в моих силах заставить тебя ответить на мои чувства, — его взгляд был совершенно беззащитным. — И это так больно!
— Грегори, — она сжала его плечо. — Дорогой, пожалуйста, не надо так, — она с нежностью откинула прядь темных волос, упавших ему на лоб. Господи! Что за сила удержала ее от того, чтобы сказать, как она любит его? Я люблю тебя, Грегори. Почему эти слова было так трудно произнести?! Они душили ее, застревали у нее в горле, но она так и не могла произнести их. В полном отчаянии она уронила голову на подушку.
Так они лежали вдвоем — и порознь, молча, глядя в потолок. За окном выл ветер, его заунывная песня то приближалась, то терялась в вихре снега и вновь возвращалась.
— Поцелуй меня, Грегори, — наконец прошептала она.
Слегка приподнявшись, он обнял ее и нежно прикоснулся губами. Потом потерся щекой о ее щеку, приятно раздражая ее кожу своей щетиной. Затем снова поцеловал в губы и начал медленно стягивать одеяло. Ночной воздух был так прохладен, что она передернула плечами.
— Холодно? — прошептал он и стал покусывать мочку ее уха.
Она придвинулась ближе, промурлыкав:
— Не очень.
Откинув голову, Грегори изучал ее лицо, ее кожу, улыбку на ее влажных губах.
— А почему ты здесь, Лесли? — прошептал он. — Почему ты пришла ко мне? Из-за того, что я сказал тебе вчера днем? Из-за того, что я разозлил тебя? Или ты пришла сюда доказать мне, что можешь делать со мной все что хочешь?
Она невинно улыбнулась в ответ.
— И если я отвечу на это "да", то ты вытолкаешь меня из своей постели?
— Если ты скажешь "да", а я не сделаю этого, то буду еще большим дураком, чем сейчас.
Ответ Лесли прозвучал еле слышно:
— Я здесь потому, что ты нужен мне. Я не могу без тебя. Не могу, Грегори.
Его глаза сверкнули в темноте.
— Ну… в таком случае, думаю, я оставлю тебя.
— Я так надеялась, — улыбнулась она и тут же почувствовала, как новая волна желания рождается где-то в глубине ее существа. Его губы показались ей холодными как лед, поэтому ее поцелуй длился долго-долго, пока его бездонные глаза не наполнились сладкой истомой.
В комнате будто стало светлее, словно мягкий свет снежинок освещал ее. Они снова извивались, стонали и ласкали друг друга, купаясь в волнах новой страсти. Жажда обладания возрождалась с удвоенной остротой. Он целовал изгиб ее бедра, ее колено, пальцы ее ног, она впивалась ногтями в его спину и отчаянно шептала что-то неразборчивое. Открыв глаза, она снова хотела поймать мгновение, запечатлеть этот миг: его тело, выражение его лица, взъерошенные волосы. Она даже заплакала от переизбытка чувств, увлажняя слезами его мощную грудь. Распаленная желанием, она буквально набросилась на него, впиваясь в его волосы, влажные даже в прохладном ночном воздухе. Ее колени разомкнулись, его твердый живот ощутил ее трепещущее тело. Рассудок помутился, и никто не жалел об этом.
— Лесли… Лесли… — стонал он, а она, словно ослепнув, искала его губы.
Она поняла, что сдается, покоряется ему, что она теперь в его власти. Ее тело, ее чувства и ее ум — все это стало его собственностью. Он правил. Он был королем — она же его рабыней. Да, рабыней, жизнь которой сейчас зависит от его воли.
