руку и попросить остаться, но не сделал этого.
Она глубоко вздохнула и подошла к Делани и Пейсли. Обе ее подруги выглядели так, словно их наказала судьба. Отец Делани ушел разбираться с документами, а их провели в отдельный кабинет, где Делани надела одежду, принесенную отцом.
— Что случилось?
— Малкольм ничего хорошего не замышляет. У него какие-то темные делишки, и он пытался шантажировать моего отца моими фотографиями. Папа сказал, что Малкольм блефует и нет ничего ужасного в обнаженном теле. Но я не могу просто позволить ему победить. Я знаю, у него в домашнем сейфе была кое-какая информация, и, поскольку он проводил уик-энд со Стэнли, я решила, что Малкольма нет дома…
— Значит, ты пыталась проникнуть в дом, — сказала Олив, доставая из сумки небольшой утюжок для волос и подключая его к розетке, чтобы причесать Делани.
— Да. Но он сменил персонал и код безопасности на двери, поэтому мне пришлось перелезть через забор. А потом сработала сигнализация.
— Ты добыла то, что искала? — спросила Пейсли.
— Я не знаю. Я открыла сейф, на котором остался прежний код, — сказала она. — Я сделала кучу фотографий всего, что там было, но не успела их проверить, потому что приехали полицейские и сотрудники службы безопасности.
— Я рада, что ты сделала фото, — произнесла Олив, стоя за спиной Делани, пока причесывала ее.
После разговора с Данте она словно оцепенела, а забота о Делани помогала ей не пасть духом окончательно.
— Я тоже. Я все еще злюсь, и теперь все думают, что я просто не могу отпустить Малкольма.
Пейсли что-то пробормотала, а Олив промолчала. Она пыталась смириться с тем, что Данте знал ее в университете. Ну, не Данте, а Дэнни. Она сомневалась, что вспомнила его сейчас, но разве это имеет значение? Она не понимала, как это переживет.
Наверное, это очередной кармический урок. Знак того, что ей слишком рано пытаться найти свое счастье. Она по-прежнему расплачивается за свое прошлое.
Олив прерывисто вздохнула и поняла, что вот-вот расплачется. Но ей надо быть сильной ради Делани.
— Ты в порядке? — спросила Делани.
— Нет. Но я не могу говорить об этом. Почему ты спрашиваешь?
— Ты пять раз выпрямила одну и ту же прядь, — произнесла Делани, забирая у нее утюжок. — Что с тобой?
— Ничего.
Ей не хотелось обсуждать свои проблемы с отношениями, пока ее подруге грозит обвинение в незаконном проникновении и пресса будет преследовать ее. Пейсли подошла и обняла их обеих.
— Олив не знала, что Данте на самом деле Дэнни, с которым мы учились в универе, — сказала Пейсли и повернулась к Олив лицом: — По-моему, он пригласил тебя танцевать на весеннем балу, а ты ответила, что ни одна уважающая себя женщина не будет с ним танцевать. При этом у тебя все еще был включен микрофон.
Теперь Олив вспомнила его. Дэнни. Тот заумный парень, которому она приносила кофе, а он помогал ей писать курсовую работу по психологии. Парень, который всегда махал ей рукой, когда она гуляла по кампусу. Парень, над которым она смеялась за его спиной.
— Я опозорила его перед всеми, а он просто повернулся и ушел, — сказала Олив.
В университете у Данте были такие же лохматые волосы, как и в тот день, когда Олив пришла в его офис. Такие же зеленые глаза и та же улыбка. Но он был совсем не тем мужчиной, с которым она себя видела. Она не просто отвергла его. Она унизила его перед всеми.
Она не знала наверняка, почему он умолчал об их знакомстве. Может быть, он просто не хотел ничего говорить, раз она его не узнала? Или он решил ей отомстить?
Данте пожалел о том, что ни о чем не рассказал Олив раньше. Никто не виноват: ни Пейсли, ни кто-либо еще. Только он. В полицейском участке вдруг стало очень много людей: все городские чиновники хлынули туда, чтобы поговорить с отцом Делани. У этого человека был властный вид, и, хотя он был сказочно богат, общался со всеми по-доброму и с уважением. Он знал, что им предстоит тяжелая работа, и не оправдывал Делани, у которой, если верить слухам, уже было несколько правонарушений.
Данте потер рукой подбородок. Он понятия не имел, что ему делать дальше. Интуиция подсказывала, что нужно найти Олив и все объяснить, но она сейчас помогает подруге и ей не до него.
Ему не хотелось делать ей хуже. Пусть Олив поможет Делани. Однако он не мог просто взять и уйти.
Данте знал, что ему не следовало лгать и так долго хранить свой секрет. Почему он просто не признался? В глубине души он знал правду, от которой теперь не скрыться. Он ничего не сказал Олив потому, что верил, будто она заметит, как преобразился тот пухлый и неопрятный парень, которым он был раньше. Отчасти он побаивался, что она не обрадуется, если вспомнит, кем тот был. Надо было обо всем сообщить ей за ужином, тогда не пришлось бы оправдываться. Ему нравилась Олив. Наверное, он даже влюбился в нее. Но разве он может любит ее по-настоящему, скрывая от Олив их общее прошлое?
Он знал: ему не хватило смелости просто признать, что она сильно ранила его.
Студенты в кампусе даже не встречались с ним взглядом после того унизительного инцидента, а он перестал считать себя «золотым мальчиком», как его называла мать. Он начал присматриваться к себе и после этого стал меняться.
Это был трудный период, но он прошел через него и думал, что стал другим человеком. Потом Олив Хейз вернулась в его жизнь. Но на этот раз он был сильнее.
Дверь, за которой скрылась Олив, открылась, и вышла Делани — гордая, как кинозвезда на красной ковровой дорожке. Он заметил, что теперь она была в обеих туфлях. За ней шли Пейсли и Олив. Он посмотрел в глаза Олив, и она отвернулась.
Данте остался на месте, стараясь никому не мешать. В полицейском управлении был пресс-центр, туда перевели мистера Александера и Делани. Пейсли и Олив последовали за ними. Данте пошел следом. Догнав Олив, он взял ее за руку.
— Что? — спросила она надменным тоном, которым разговаривала в прошлом.
Он убрал руку с ее руки.
— Я в шоке. И я просто не знаю, что думать. Данте, как ты мог?
— Прости, Олив, — прохрипел он. — Жаль, что ты обо всем узнала не от меня. Но я не знал, как тебе сказать.
— Я тоже об этом сожалею, — произнесла она, понизив голос. Наморщив нос,