– Они на приборной д-доске, – заикаясь, пробормотала она.
Не говоря ни слова, Блэйз взял их и, обойдя вокруг машины, открыл дверцу багажника.
– Чемоданы здесь? Я возьму над ними опеку!
В подтверждение ее преступных намерений чемоданы были тут же обнаружены. Чувствуя на себе яростный взгляд темно-синих глаз, Крисси старательно буравила глазами землю. Она услышала, как чемоданы с грохотом были переброшены в холл. Еще через секунду он буквально вырвал Рози из ее рук.
Выйдя из состояния нервного стресса, Крисси безропотно последовала за ним наверх.
Блэйз нежно уложил ее сестру обратно в постель.
– Раздень ее и уложи в постель. Пусть девочка спит, – ледяным тоном скомандовал он.
Трясущимися непослушными руками Крисси стянула с Рози платье, оставив в одной нижней маечке, и прикрыла одеялом.
Все это время девушка ощущала на себе взгляд Блэйза, который, видимо, с трудом сдерживал свой гнев. Чего он, собственно, от нее добивается?
Блэйз, должно быть, припарковал «феррари» за оградой. Вот почему она не слышала звука подъезжающей машины.
– Полагаю, такие стремительные побеги у Гамильтонов в крови, – промолвил он с презрением.
Крисси вспыхнула при напоминании о том, как ее мать сбежала от отца.
Длинные загорелые пальцы стиснули ее узкое запястье и потянули за собой.
– Если ты снова попытаешься удрать, то с того момента забудь о Рози, – процедил он сквозь зубы: – Ты не увезешь ее отсюда. Одно неправильное действие, моя милая, и я подам на тебя в суд и оформлю над ребенком опеку. Понимаешь, о чем я говорю? Так что заруби себе на носу!
Опека? Напряженная как тетива Крисси нервно мерила шагами гостиную. Она облизала кончиком языка пересохшие губы.
– Я…
– Куда, черт побери, ты думала бежать с ней? Назад, в те трущобы, где ты прозябала до сих пор? Твой следующий просчет будет последним, – заявил он таким зловещим тоном, что она почувствовала, как по спине пробежала дрожь.
Ресницы Крисси задрожали от смущения. Она вдруг поняла, что Блэйз поверил ей. Он поверил, что Рози его ребенок. Крисси была ошеломлена, осознав это. Она на сто процентов была уверена, что Блэйз при любых обстоятельствах будет отрицать свое отцовство, используя всевозможные связи и знакомства. Крисси предположила, что Блэйз именно с этой целью так поспешно связался со своим адвокатом.
– Я думала, ты н-не поверил мне… – начала она, желая, чтобы Блэйз вновь начал сомневаться в ее словах, хотя она явно играла с огнем.
– В данный момент у нас есть более важные темы для обсуждения, – отчетливо произнес он, буравя ее глазами. – Почему бы тебе не присесть, чтобы мы могли спокойно поговорить обо всем?
– Может быть, я н-не хочу садиться! – прошептала Крисси в ответ.
– Не ребячься! – Сделав единственный шаг, он мгновенно преодолел расстояние между ними, и, сжав в руках ее узкую талию, толкнул в стоящее позади нее кресло. – Теперь постарайся помочь мне, – неумолимо продолжал он. – Я хочу посмотреть на свидетельство о рождении Рози.
– Увы, это невозможно, – сказала она. – Почему, черт побери?
Белл в ярости разорвала документ через день после его оформления, и Крисси никогда не пыталась сделать копию.
– Оно… потерялось в один из переездов… а я так и не пыталась восстановить его.
– Я записан там как отец ребенка? – не переставал допытываться Блэйз.
Она встряхнула головой.
Он действительно выглядел взволнованным. От темно-синих глаз веяло арктическим холодом, когда его взгляд останавливался на ней.
– Когда у нее день рождения?
Крисси неохотно назвала дату.
Блэйз нахмурился:
– Она родилась недоношенной, тогда…
– Только на пару недель, – на самом же деле Белл родила ее через десять дней после назначенной даты.
– Где она родилась?
Крисси назвала больницу.
– Большинство женщин в подобном положении предпочли бы сделать аборт….
– Моя мать была яростной противницей абортов, – выпалила Крисси еще до того, как успела осознать свою ошибку.
– И она убедила тебя не идти на этот шаг?
Блэйз неправильно ее понял, слава Богу, и Крисси поспешно кивнула.
Блэйз медленно наклонился к ней, взял ее за руки и вытащил из кресла. Что поражало, какой безвольной игрушкой она себя чувствовала в erof руках.
Его палец слегка прикоснулся к ее груди, и вдруг все ее тело превратилось в пылающий костер. Под тоненькой футболкой соски набухли и в ответ на его прикосновение превратились в сочные бутоны. Непроизвольно глаза девушки закрылись, и она покачнулась. Его пальцы стали гладить эти восхитительные бутоны, дразня и лаская их, и невыносимо сладкая боль пронзила все ее тело.
– Если ты и тогда так реагировала, – хрипло пробормотал Блэйз, – то даже паркетный пол мог показаться пуховой периной.
Пытаясь вырваться из этого водоворота бесстыдного забвения и чувственности на волю, она открыла глаза, но было уже слишком поздно. Блэйз обнял ее, и она утонула в темной густой синеве его волшебных глаз, прежде чем он жадно припал к ее губам и со всей силой прижался своим крепким мускулистым телом к ее телу. Она запустила пальцы в его пышные густые черные как смоль волосы, на несколько головокружительных минут опьяненная силой этого чувственного наслаждения. Блэйз тихо застонал, а потом повалил ее на кровать, стоявшую в трех шагах от кресла. Ресницы Крисси взметнулись, и затуманенный желанием взгляд остановился на изысканном пологе пастельных тонов. И вдруг картины прошлого мгновенно пронеслись в ее сознании.
– О нет… – в ужасе прошептала Крисси и попыталась сесть.
Блэйз вновь стал пытаться повалить ее на постель, но Крисси уже владели другие настроения.
– Нет!
– Нет? – шепотом спросил Блэйз.
В его голосе сквозило удивление.
Крисси поспешно стала перебираться на другой край кровати.
– Прости, но мы не можем…
– Мы очень даже можем… – В один миг Блэйз вновь был рядом.
– Мне очень ж-жаль! – выдохнула она, с трудом хватая ртом воздух. – Я н-не могу пойти на это…
– Я хочу знать почему. Это расплата за то, что случилось три года назад?
– Нет!
– Тогда я причинил тебе боль? – Его бездонные синие глаза воззрились на нее, как будто душу выворачивая наизнанку. – Поэтому? Ты боишься?
– Нет! – отделаться подобным объяснением после всей лжи, которую она наговорила, было бы непростительно. Ведь тогда он мог подумать, что изнасиловал ее той ночью. А ведь, грубо говоря, правда заключалась лишь в том, что он всего-навсего поцеловал ее. Истерический смех чуть было не сорвался с ее губ. Ее все глубже и глубже затягивало в трясину, которую она сама же создала для себя. Граница между правдой и ложью становилась все более зыбкой.
