Как только Тоби отправился в кровать, она позвонила кузине. Ван задержался допоздна, так что Гвинет все еще была одна и имела возможность поговорить начистоту, если возникнет такая необходимость.
Сначала ответила мать Паулы. Слова текли в трубку медленно, величаво, и никакой, абсолютно никакой спешки! Понятно, почему темпераментная Паула помирала с тоски в своем собственном доме.
— Можно поговорить с Паулой?
— Да, можно.
После паузы ответил скучающий и немного сердитый голос кузины, но как только она узнала, кто звонит, то весело защебетала:
— О, Гвинет, дорогая! Как ты после, своего героического поступка? Я умираю от желания встретиться с тобой.
— Да все нормально, если не считать, что я все еще не вполне могу пользоваться левой рукой. Но я как раз звоню, чтобы договориться о встрече. Можешь приехать к нам?
— С удовольствием. Как насчет послезавтра?
Гвинет хотелось закричать «нет, завтра!» и покончить наконец с этим делом, но ей не хотелось давить на Паулу. Она поняла, что Ван отгородил ее ото всех, сославшись на то, что Гвинет еще не совсем оправилась, и она была благодарна за это мужу.
В день приезда кузины Гвинет снова отправила Тоби на прогулку с Бетти, и на этот раз мальчик был рад пойти в парк: он нашел там друзей, среди которых был счастливый обладатель щенка.
— А можно и мне маленькую собачку? — спросил он, когда Гвинет застегивала пуговки на его синем пальто.
— Поглядим.
— Я бы лучше завел львенка, такого, как в зоопарке!
— Ну, это вряд ли удастся устроить. — Гвинет поцеловала ребенка и передала его Бетти.
Через десять минут приехала Паула.
Она была одета во все коричневое прекрасного орехового оттенка. Меховое манто было сшито по последней моде, а на шляпе сверкала настоящая бриллиантовая брошь. Да, Терри не упустит такую возможность. У Паулы на лбу было написано, что она единственная дочь богатых родителей.
— Гвинет, дорогая. — Девушка искренне обняла ее. — Как я рада тебя видеть! Сильно болела?
— Да нет, поначалу, конечно, рука и плечо беспокоили меня, но теперь все почти прошло.
— А мальчик?
— С ним тоже все в порядке.
— Нет, я не то имела в виду. Он здесь, с вами?
— А, да. Сейчас он на прогулке, увидишь его позднее, за чаем.
Паула уселась поудобнее:
— И как Ван чувствует себя в роли отца-усыновителя?
Гвинет растерялась:
— Знаешь, мы не усыновляли Тоби.
— Я в курсе. Но по тому, как Ван говорил об этом, я поняла, что это не за горами.
— И что он сказал насчет усыновления? — От счастья у Гвинет перехватило дыхание.
— Ну, ничего конкретного. Просто с его слов я поняла, что — как его там? — Тоби у вас навсегда.
Гвинет улыбнулась. Лучик надежды пробился сквозь мрачные тучи тревог. Если с Тоби все складывается так хорошо, может, и другая проблема разрешится каким-нибудь чудесным образом? Гвинет набралась смелости и начала:
— Паула, я хотела бы поговорить с тобой насчет Терри Миркирка.
— Да, конечно, я уже догадалась.
Гвинет нервно крутила обручальное кольцо.
— Боюсь, разговор получится не совсем такой, как тебе хотелось бы…
— Погоди, — прервала ее Паула, и Гвинет поняла, что зря приписала свою неловкость кузине. — Думаю, мне стоит быть откровенной с тобой. Я уже знаю о тебе и Терри.
— Ты — знаешь?! — Ужас и облегчение боролись в сердце Гвинет. — Откуда, кто тебе сказал?
— Терри.
— Терри? Но когда он успел?
— Вчера. Мы виделись с ним днем и долго разговаривали.
— И он рассказал тебе обо мне?
Гвинет никак не могла понять его мотивы. Если он хотел разрушить ее жизнь, то вряд ли выбрал бы Паулу для своих излияний. А если не это, так что же было у него на уме? Неужели случилось чудо и Терри решил сыграть в благородство и оставить девушку в покое?
Гвинет не могла в это поверить. Слишком уж просто и слишком невероятно. Но если это так и если на Паулу можно положиться, то все, опасность миновала. Гвинет сможет вздохнуть свободно, жить дальше и быть счастливой.
— Паула, дорогая, мне так жаль. — Гвинет осторожно дотронулась до руки кузины. — Ты очень расстроилась?
— Да нет. — Паула сжала руку Гвинет.
— Нет? Я так рада. Полагаю, шок…
— Да не было никакого шока, Гвинет. Я и не думала, что я у него первая. Конечно, неприятно было узнать, что это кто-то из моих близких. Но ты ведь замужем за Ваном, вполне счастлива с ним, и тебя это никак не должно трогать. Было бы глупо дуться на подобную ерунду. Какое значение может иметь такая давняя история? Все уже быльем поросло.
Она прервала свою тираду, но ответа на проявление столь необычной терпимости не последовало.
Гвинет была абсолютно сбита с толку. Девица что, с ума сошла? Есть ли у нее вообще понятия о том, что хорошо, а что плохо? Неужели она не осознает, сколь зловещую роль сыграл Терри? «Какое значение это может иметь», надо же! Тогда что же может иметь значение?
— Знаешь, Паула, я думаю, ты не совсем понимаешь, — проговорила она наконец.
— Да нет же, понимаю. Правда. Знаю, ты, наверное, так мучилась в свое время, бедняжка! Это и неудивительно, ты же думала, что он обошелся с тобой по-свински. Но ведь все проходит, время лечит и такое.
Такое! Неужели она считает, что «такое» случается сплошь и рядом?!
И вдруг Гвинет похолодела.
— Что конкретно говорил тебе Терри? — хрипло спросила она.
— Ну, Гвинет… — Паула чувствовала себя не в своей тарелке. — Думаю, он рассказал все как есть.
— Я хочу знать, что он рассказал.
— Но к чему все это… это так унизительно, Гвен… и для меня, и для тебя.
— Я хочу знать, что он рассказал, — упорствовала Гвинет. — Я должна знать.
— Ну, он рассказал о вашей встрече в лесу и о том, что ты стала каждый день приходить и смотреть, как он рисует. Он сказал, что тебе было очень одиноко и что для своих лет ты была совсем еще ребенком. Так он и воспринимал тебя, Гвен.
— Неужели? Он так и сказал?
— Да, именно так. И еще, что ты была такой милой малышкой и он действительно привязался к тебе. Он считает, что в произошедшем нет твоей вины. Он так ругает себя, Гвен!
— За что же?
— За то, что позволил тебе влюбиться в себя, не понимая, к чему это может привести.
— Прямо так и выразился? — Кровь застучала у нее в висках, и Гвинет почувствовала, что она то краснеет, то бледнеет. В душе нарастал гнев.
— Да не расстраивайся ты так, Гвинет! Конечно, я понимаю, что в тебе говорит гордость, но многие девчонки в семнадцать лет придумывают себе любовь, а потом пишут мужчинам письма и признаются в своих чувствах, строят из себя дурочек и все такое… — Паула замолчала, и было заметно, как она расстроена.
