и влияние, чтобы через суд довести дело до конца. Юридически, заверили адвокаты Тони, он в безопасности. Но дело не в этом. Неизвестно, захочет ли какой‑нибудь покупатель иметь с ним дело, учитывая длительную судебную тяжбу? Его нынешняя заинтересованная сторона уже жаловалась на задержку с оформлением документов.
– Я позвонил ему сегодня днем. Спросил, можем ли мы встретиться в Лондоне в ближайшее время.
Он на мгновение заколебался, прежде чем задать вопрос, ради которого привел ее сюда.
– Ты поедешь со мной в Лондон, чтобы встретиться с Максом? – спросил он.
Глаза Отэм расширились.
– Как твоя жена?
– Да.
Правда, отношения у них деловые. А он хочет, чтобы она сопровождала его в качестве спутницы жизни.
Отэм задумалась.
– Я поеду как твой друг, если к тому времени еще не уеду.
– Конечно, – Тони выдавил из себя улыбку, – если все еще будешь здесь.
Отэм уставилась на себя в зеркало в дамской комнате паба. Ее глаза какие‑то дикие и слишком большие, лицо бледное, кудри взъерошены, будто Тони запустил в них руки. Неужели она уже сдалась? Нет. Она не могла. Но было чертовски близко. Она прислонилась к раковине, отказываясь смотреть себе в глаза, и вспомнила тот момент, когда все изменилось. Конечно, дело в том проклятом письме. Его отец, явившийся из могилы с последним секретом. Тони выглядел так же, как в ту ночь, когда она вышла за него замуж. Потерян и нуждается в заботе. Частично она испытывала облегчение оттого, что пока не нужно отказываться от всего этого.
Однако это лишь вопрос времени. Едва справившись с этим последним ударом, Тони снова будет в порядке, а она сможет двигаться дальше.
Это ненадолго. Только вот теперь Отэм ощущала, насколько глубоко увязла.
Когда это произошло? Возможно, в тот же день, когда сияющий Тони встретился во второй гостиной с Викторией по поводу уишклиффского светского календаря на следующие несколько месяцев и пригласил ее на ужин. Отэм все больше чувствовала, что после ночи с ним они – пара. Даже понимая, что это будет как‑то связано с Максом или продажей Уишклиффа, чего Тони не хотел обсуждать в доме.
Или, может быть, сыграла роль встреча с Викторией, когда они обсуждали планы на сезон отпусков. Служба рождественских гимнов в церкви, рождественский венок, который поместье всегда дарило викарию в начале декабря, праздник во дворе старой конюшни, где местные ремесленники продавали рождественские подарки. Украшения для самого Уишклифф‑Хаус.
У Виктории была целая папка с заметками на эту тему, контрольные списки, контакты и напоминания. Прямо как бабушкина библия. Отэм отшатнулась при виде этого, а Виктория рассмеялась, предположив, что ее отпугнула мысль о таком объеме работы.
– Все практически работает само по себе. Все здесь знают, что нужно сделать, – заверила Виктория.
Но проблема не в этом. Отэм знала, что может научиться всему, и делать это компетентно, и, если включится, будет делать это каждый год до конца жизни.
И если бы Тони попросил ее остаться на Рождество, она бы осталась. А потом был бы день Святого Валентина, или Пасха, или праздник огня Белтейн, о котором он упоминал. Здесь всегда найдется, чем заняться, если он в ближайшее время не продаст поместье. А если сохранит и попросит ее остаться, достанет ли ей сил уйти? Или она останется и позаботится обо всем, пока Тони вернется к кочевой жизни по всему земному шару? Останется, пока он не влюбится по‑настоящему и не выгонит ее? Или Макс завладеет поместьем?
Даже самый лучший сценарий, который только можно придумать, ужасен. Отэм осталась, позволила себе влюбиться в Тони и обнаружила, что он любит ее… До тех пор, пока она не сошла с ума, застряв на одном месте, сбежала и разбила ему сердце.
Он хочет взять ее в Лондон, как свою жену, чтобы встретиться со сводным братом. И она сказала «да», а как иначе! Да, Тони нуждается в ней. Но она больше ценит собственную свободу. В ее жизни это всегда было наследием двух женщин, мамы и бабушки. Обе говорили одно и то же. В кои‑то веки их голоса звучали в унисон.
«Детка, все не вечно, двигайся дальше».
«Отэм, ты всегда прыгаешь, не можешь остановиться на чем‑то одном».
Она пообещала себе, что больше не будет привязываться. И да, нужно перерезать удерживающие ее нити.
Уйти. Прямо сейчас. Но… Отэм еще раз встретилась со своими глазами в зеркале и увидела правду.
Она слишком сильно любит его, чтобы уйти, не проведя с ним хотя бы еще одну ночь. Разве она не может?
Заключив сделку с зеркальным отражением, Отэм кивнула и направилась обратно в паб соблазнять мужа.
В последний раз.
Позднее осеннее солнце – или уже наступила ранняя зима – слабо пробивалось сквозь занавески. Женщина в его объятиях прижалась ближе, чтобы согреться.
Тони недоумевал, что заставило ее передумать, но был искренне благодарен за это. Отэм вернулась к столику в пабе, улыбнулась знакомой по первой ночи и ночи фестиваля огня улыбкой. Он знал, что означает эта улыбка, и благодарил каждую счастливую звезду на своем пути, находясь на грани безумия, желая ее снова.
Тем не менее Тони не торопился, доел ужин, поговорил еще немного о Максе, о деревне и о том, как они росли. Когда они перешли к пудингу, разговор стал более раскованным.
По дороге домой она прислонилась к нему, он обнял ее за талию. Когда они подошли к воротам дома, она поцеловала его, прислонив спиной к каменным столбам, которые поддерживали кованые железные ворота.
– Ты уверена? – спросил он.
В прошлый раз, в ночь фестиваля огня она поддалась тому, что горело между ними.
– Очень, – ответила она.
И вот наступило следующее утро. Отэм все еще пребывала в объятиях Тони, а когда ее зеленые глаза распахнулись, он не заметил паники, которую видел всякий раз, когда они просыпались вместе. Ее взгляд казался… спокойным. Конечно.
Его сердце успокоилось, когда Отэм улыбнулась ему.
– Доброе утро, – пробормотал он ей в губы, и она ответила на поцелуй так мягко, что у него защемило в груди.
– Привет, – ответила она, когда он отстранился.
– Итак, что ты хочешь сделать сегодня?
Это была суббота, день досуга для обоих. У Тони возникли идеи о том, как провести день. Но он хотел услышать, что думает она. Может быть, хочет романтическую прогулку по окрестностям. Или они могли бы поехать в ближайший город на обед. Вернуться и провести остаток дня в постели.
Ее
