Ознакомительная версия.
— Подождите! — встрепенулся вдруг Борис. — Ведь музыку вы как-то слышите?
Таисия кивнула.
— Значит, если говорить громче, — возвысил он голос, — вы и меня…
Девушка заулыбалась и быстро черкнула в блокноте: «Я слышу музыку пальцами».
Потом они расстались, и Борис вызвал для девушки такси. Он был доволен, что так интеллектуально провел вечер. Заодно совершил доброе дело, вывел в свет девушку, которая не так уж много хорошего видит в жизни. Больше встречаться с Таисией он не планировал.
Но на следующий день, ближе к вечеру, Морозов ощутил странное беспокойство. Ему вдруг ужасно захотелось увидеть Таисию и, скажем, показать ей Питер или просто погулять по городу. Но сделать это было затруднительно. Названия гостиницы, где остановилась Таисия со своим антрепренером, он не знал, а спрашивать у девушки телефон и вовсе было смешно. Будь у него телефонный номер, он бы, может, и звонить не стал, успокоил себя мыслью, что это успеется. Сколько раз уж так бывало. Но на этот раз все происходило иначе. Помаявшись несколько часов, он взялся за телефонную книгу, через час отыскал Таисию в маленьком отельчике на Васильевском. И поехал туда.
Тут снова возникли трудности. Подняться в номер ему не позволили, портье позвонил и сказал ему, что в номере никого нет. Заверения Бориса, что живущая в номере девушка просто не слышит звонка, не произвели никакого впечатления. И пришлось ему два часа торчать в холле.
Почти в десять вечера он увидел Таисию. Она шла под руку с Артуром, весело улыбалась и так смотрела ему в лицо, что Бориса затрясло. Хоть он уже и знал тайну этого взгляда. Первое побуждение было уйти и забыть. Но ноги сыграли свою партию: вынесли его на середину холла. Таисия густо, по-девчоночьи, покраснела, заметив его. Что-то показала Артуру на пальцах. Тот недобро покосился в сторону мужчины, пожал плечами и пошел к лифту. Борис, чувствуя себя последним идиотом, подошел к девушке и сказал:
— А я совсем забыл показать вам наши белые ночи. Пойдемте?
Пока Таисия жила в Питере, они встречались почти каждый вечер. И каждый раз Борис говорил себе: эта встреча — последняя. Он еще много лет назад составил для себя свой идеал женщины. Возраст и внешность могли быть любыми, но некоторые черты: легкость в общении и свобода от дурацких комплексов — требовались неукоснительно. Как ни обворожительна была девушка, но если на первом свидании начинала мудрить и строить из себя недотрогу, Борис в тот же вечер торжественно отправлял ее телефон в мусорное ведро.
Таисия под его излюбленный типаж совсем не подходила. Легкомысленности в ней не было ни на грамм. Поэтому Борис с самого начала решил: только дружба, никакого даже намека на что-то большее. Иначе потом не открутишься. Но легко ли изображать дружбу, если при виде девушки голова шла кругом, а тело выходило из повиновения. Нужно было что-то решать: или разом оборвать встречи, или раскрутить Таисию на интимное свидание. Но как это сделать? Предложить, а потом ждать, что она напишет в своем блокноте? Что-то подсказывало Борису, что одним кивком тут дело точно не обойдется.
Пока он сомневался и мучился, наступило время отъезда Таисии домой в Краснодар. На одной из последних встреч она написала, что их снова пригласили в Питер через три месяца. Борис про себя подумал, что во второй ее приезд они уж точно не увидятся.
Но стоило девушке уехать, как все происходящее вокруг потеряло для Морозова всякий интерес. Он машинально работал, да и с женщинами встречался вроде как на автомате. Это было похоже на какую-то неизлечимую болезнь с единственным симптомом: полное отсутствие радости жизни.
Осознав происходящее, Борис сложил оружие и написал Таисии письмо. Она не ответила, возможно, была на гастролях. Или тоже пыталась забыть веселого питерского красавчика. Через месяц Борис сорвался, полетел в Краснодар. Там он узнал, что по месту прописки, в густонаселенной коммунальной квартире, Таисия не живет, потому что ее соседи не имеют сил выносить, как они выразились, «бесконечное бренчание». В Питер он вернулся, терзаемый непереносимой мыслью о том, что приют музыкантше предоставил Артур.
А еще через несколько недель случилось нечто вообще невероятное: Борис раздобыл учебник жестов и, ежась от неловкости, начал разбирать картинки. Потом увлекся. Оказалось, на пальцах можно выразить любое понятие, хоть философские лекции читай. В общем, читал он и разглядывал с удовольствием, но даже в голове не держал, что когда-нибудь попробует поговорить с Таисией подобным образом. Махать руками на людях казалось ему делом до невозможности стыдным. Еще запишут в убогие его самого. Да и не решил он еще, стоит ли вообще встречаться с Таисией, возможно, чужой невестой или даже женой.
Однако после первого же концерта Вильгановой в Питере он ждал ее у выхода с букетом роз. Стоял и мучился мыслью: выйдет она с Артуром или одна. Таисия вышла одна.
На этот раз срок ее пребывания в Питере исчислялся всего двумя неделями. И на третий день Борис впервые самому себе задал вопрос: а почему бы им не пожениться? Эта мысль не показалась ему абсурдной, скорее, наоборот, он вдруг как-то сразу для себя решил: или Таисия, или оставаться ему холостяком. Потому что после Таси едва ли хоть одна женщина сумеет зацепить его по-настоящему.
Для начала он решил пригласить Таисию в гости. И тем же вечером спросил у матери:
— Мам, что ты скажешь, если я приглашу к нам на обед одну свою знакомую?
Ирина Даниловна на миг замерла над сковородкой, потом аккуратно сняла ее с огня и произнесла торжественно:
— Что ж, скажу: свершилось, наконец.
Обычно Борис держал своих женщин подальше от дома. И сердце матери сразу почувствовало грядущие перемены.
— Ну, мать, не спеши делать выводы, — предостерег ее сын. — И кстати, эту девушку ты уже видела.
— Со двора с нашего, что ли?
— Да не со двора. Помнишь, весной мы с тобой были на концерте? И там такая тоненькая девушка играла Брамса. Она тебе понравилась.
Ирина Даниловна только руками всплеснула:
— Ай, Борька! А я и не догадалась, куда ты исчез в антракте. Думала, слинял. А ты вот что! Да уж, своего не упустишь!
— Не упущу, — согласился Борис. — Только, мама, должен тебя кое о чем предупредить. Эта девушка, Таисия, глухонемая от рождения. Вернее, просто глухая, говорить она может.
Ирина Даниловна вдруг перестала носиться по кухне, разом осела на табуретку, глухо заворчавшую под ее увесистой фигурой. И проговорила голосом растерянным, недоумевающим:
— Сынок, Боренька… Так что же ты ее к нам зовешь? Как же мы с ней, господи помилуй, разговаривать должны?
Ознакомительная версия.
