Кэсс надеялась, что если она будет действовать, словно не происходит ничего необычного, то и он поведет себя так же. Пройдя через холл, Кэсс подхватила свою поношенную джинсовую куртку.
— Готова? Я поведу.
— Почему? — спросила она, направляясь к машине.
— Потому что...
— Я жду. — Сейчас он, наверное, произнесет глупое, самовлюбленное замечание, что мужчины — лучшие водители.
— Я предпочитаю сидеть за рулем, — дипломатично произнес он, потом открыл перед ней дверцу, чего не делал никогда.
— Не думай, что один галантный жест исправит все твое поведение.
— Солнышко, я же говорил, что никогда не был джентльменом, — напомнил он, захлопывая за ней дверцу.
Кэсс посмотрела, как он обходит машину, и молча не согласилась с ним. Кодекс чести Рэйфа делает его большим джентльменом, чем любого из ее знакомых.
— Так ты не против? Заедем за Энди? — спросила она, когда они выехали на дорогу.
— Нет, Кэсс, не против.
Кэсс вдруг поняла, что Рэйф скучает по ее сыну не меньше ее. И отказалась от следующих вопросов. Их отношения с Рэйфом хрупки, как тонкое стекло, но с каждым часом становятся крепче. Рэйф уже готов включиться в ее жизнь.
Энди выбежал из дома бабушки, едва они остановились.
— Мама, я так соскучился по тебе!
— Я тоже скучала по тебе, солнышко, — проговорила она, целуя мальчика в лоб.
Энди быстро высвободился и посмотрел на Рэйфа, затем снова на мать. Он хочет узнать, можно ли обнять Рэйфа, поняла Кэсс. Но не оттолкнет ли Рэйф ее сына? Кэсс покачала головой, не желая подвергать Рэйфа ненужному испытанию.
— Привет, мистер Сантини.
— Привет, приятель.
Тень разочарования мелькнула на лице Рэйфа, и Кэсс подумала, что он был бы рад объятиям Энди.
— Почему вы приехали, мистер Сантини? — спросил Энди.
— Я решил, что пора покупать рождественскую елку.
— Здорово! — закричал мальчик. — Я буду готов через минуту.
Кэсс следила, как Энди помчался в дом. Рэйф положил ей руку на плечо, и они последовали за ее сыном.
Кэсс чувствовала, как что-то неуловимо изменилось в Рэйфе. Что-то, что он держал взаперти все эти годы.
Елочный базар был наполнен рождественским шумом и счастливыми людьми. Рождественские гимны неслись из динамиков. Звуки и зрелища, которые Рэйф обычно игнорировал, сейчас притягивали его.
Маленькая ручка Энди спокойно лежала в его руке, когда они пробирались через толпу, и Рэйф не чувствовал обычного стремления отстраниться от явно возбужденного малыша.
— Хочу вот эту! — закричал Энди.
Мальчик не умолкал ни на минуту с того момента, как его забрали от бабушки. Рэйф не стал задаваться вопросом о странном разочаровании, которое испытал, наблюдая, как Энди приветствовал мать объятиями. Кое-что, понял он, лучше оставить нерешенным.
Он посмотрел на елку, на которую указывал Энди, и едва сдержал стон. Даже у Чарли Брауна лучше вкус, чем у малыша. Высокое, тонкое дерево было... Рэйф вспомнил себя в возрасте Энди, и ему захотелось поддержать решение мальчика, но что, черт возьми, ему сказать?
— А ты как думаешь, Кэсс?
— Нет, она слишком... большая, правда?
Рэйф взглянул на нее, и она пожала плечами. Ствол действительно длинный, рассудил Рэйф. Но Кэсс по-прежнему смотрела на него.
— Верхушка упрется в потолок. — Рэйф надеялся, что именно этого она ждала от него. Рэйф засунул руки в карманы.
Энди приплясывал от нетерпения.
— Мамочка, мы можем ее обрезать.
Как Кэсс может устоять перед мольбой в глазах сына, Рэйф не понимал. Будь он отцом Энди, такой невозможно избалованный мальчик его бы не радовал. Да, отцовство труднее, чем он себе представлял.
Кэсс положила руки на плечи сына.
— Нет, не можем. Помнишь прошлогоднюю елку?
Мать и сын засмеялись. От их очевидной близости Рэйфу стало неуютно. Тем не менее смех коснулся потаенных уголков его души. Это самый счастливый смех, какой слышал Рэйф за многие годы. Но он почувствовал себя одиноким. И в который раз напомнил себе, что должен жить один.
— Я помогу обрезать, — вызвался Рэйф.
— Не нужно. Я найду другую елку, — произнесла Кэсс. — Пошли. Вот, — сказала она, с восторгом оглядываясь на него. — Вот самая хорошая елка.
Кэсс обошла вокруг среднего размера деревца. Как же она хороша! — подумал Рэйф. Веселые огни елочного базара подсвечивали ее густые вьющиеся волосы, радость сверкала в глазах. Рэйф знал, что это рождественское воспоминание останется с ним навсегда.
Выбор Кэсс был безукоризненным. И высота, и ширина прекрасно подойдут к гостиной и не будут загромождать ее. Они обсудили достоинства елки. Рэйф не верил сам себе: он здесь и выбирает елку к Рождеству. И будь он проклят, если не чувствует себя счастливым!
— Ну, ладно, мама, — согласился Энди, одобряя елку. Мать с сыном стояли за деревцем, и их слова не долетали до Рэйфа. Перед его глазами прошли те елочные базары, на которые он ходил с отцом. В их семье это всегда было мужским делом.
Сейчас он почти чувствовал запах трубки отца, слышал его речь с сильным итальянским акцентом. Отец всегда торговался с хозяином, пока не добивался сходной цены. Рэйф помнил радость соучастия в выборе елки.
— Рэйф! — позвала Кэсс.
— Да?
— Тебе нравится эта елка?
Восторженное лицо женщины, с глазами, полными доверия и радости, было прелестно. Хотелось схватить ее на руки и ласкать и нежить до конца своих дней.
— Замечательная! Никогда не видел лучшей елки, не считая той, что выбрал Энди.
— Тогда пойдем платить, — сказал Энди, беря Рэйфа за руку. — Мама посторожит.
Рэйф засмеялся. Несмотря на малый рост, Энди способен действовать как бульдозер, если захочет. Они подошли к владельцу елок, и Рэйф почувствовал, что дух отца снова с ним, когда стал торговаться. Энди убежал сообщить Кэсс, что елка оплачена.
— Хороший у вас мальчишка, — проговорил хозяин.
Первым импульсом Рэйфа было откреститься, сказать, что мальчик — не его сын. Но слова торговца доставили ему странное удовольствие. Он посмотрел, как Энди пропал за углом, где ждала Кэсс, и согласился:
— Да, он у нас молодец.
Когда Рэйф вернулся, Кэсс одарила его улыбкой. Он улыбнулся в ответ и взъерошил волосы Энди. Потом донес елку до «вольво». Энди вручил ему веревку, и они вместе закрепили дерево.
— Ну, мальчики, поехали домой, и я приготовлю вам горячего шоколада, — сказала Кэсс.
Рэйф вел машину, поражаясь, как изменилось его настроение, пока они были на елочном базаре. Теперь ему нравилась мысль стать отцом Энди, и это пугало его. Он не хотел, чтобы тревоги омрачали радость этого дня, и потому вместе с Энди и Кэсс весело пел рождественский гимн.
