— Ты здесь! — воскликнула Хоуп, когда он застыл перед ней, держа в руке импровизированную удочку.
— А где же еще мне быть, а? — снисходительно поинтересовался Арман, выгнув одну бровь.
— Я думала, ты исчез.
Его улыбка угасла. Он прислонил свою удочку к стволу дерева и протянул руки к Хоуп, нежно заключая ее в свои объятия. Губы его дразнили ее шею, он вдыхал ее аромат и удовлетворенно причмокивал. Его руки сильнее обвились вокруг нее.
— Нет, я не исчез, — хрипловато ответил он, слегка отстраняясь, чтобы заглянуть ей в глаза. — Утром я очень силен, любовь моя.
Она улыбнулась дрожащими губами.
— Все так говорят. — Не в состоянии удержать свою руку, она погладила его скулу, провела по крепкой шее, очерчивая напряженные мускулы, затем положила ее на широкое плечо Армана, задержавшись подушечками пальцев у самого горла, где бился пульс.
Глаза его мерцали как угли. Он снова привлек ее к себе и, крепко прижимая к своему телу, поглаживал руками плавный изгиб ее талии и бедер, задерживаясь, только когда рука его прикасалась к дерзко напрягшейся груди, не обремененной бюстгальтером.
— Я все еще потрясен, что дамам позволительно носить так мало одежды. Доволен… но потрясен.
— Но на тебе ведь тоже только рубашка и панталоны. Даже белья нет. — Ее веселые глаза сообщили ему, как понравилось ей ее открытие, и он алчно, по-волчьи усмехнулся.
— Некоторым мужчинам приходится искать по всему свету, чтобы найти женщину, подобную тебе, моя Хоуп. Женщину, которая хорошо знает свое тело и наслаждается тем счастьем, которое оно приносит и ей, и ее возлюбленному.
— Большинство этих мужчин, о которых ты говоришь, наверное, обгоняли свое время. Женщинам всегда нравилось все, что делают мужчины, но им твердили, что они никому не должны об этом говорить, чтобы их не нарекли нахальными потаскушками и не заклеймили позором, — объяснила она, покачиваясь и нежно касаясь его бедер.
— Моей матери это никогда не доставляло наслаждения, — высокомерно сказал он.
— Бедная твоя мама, — прошептала она, целуя его шею и чувствуя солоноватый привкус его кожи.
— Она была настоящей леди до мозга костей. Герцогиней, которая знала, что все на свете должно быть так, как оно есть. И она гордилась этим.
— Ты хочешь сказать, что дни ее были наполнены заботами, а ночи лишены наслаждения. Как это печально. — Руки Хоуп гладили плечи Армана.
Постепенно в нем зрело желание.
— Но такая жизнь устраивала ее, — настаивал он. — Моему отцу вполне хватало его любовницы.
— Бедный твой папа, — пробормотала она, утешая его и покусывая его стройную, как колонна, шею. — Хорошо, что он жил не в наше время, а не то добрая женушка живо выставила бы его за дверь. Кроме того, если тебе чего-то хочется, разве не лучше иметь это всегда под рукой, в своей постели, чем одеваться и ехать куда-то, а там снова раздеваться, чтобы заняться любовью, и снова одеваться, чтобы вернуться домой? Как утомительно…
— Мне придется подумать об этом. Кажется, ты вывернула всю логику наизнанку.
Он поцеловал самый кончик ее носа, затем лоб и щеки, и она не могла даже рассмеяться, чтобы обезоружить его. Она даже думать не могла.
— Поцелуй меня снова, — приказала она, беря его лицо обеими руками и прижимаясь губами к его губам — казалось, только для этого она и создана.
Прошла целая вечность, прежде чем Хоуп, неохотно выпутавшись из его объятий, вернулась к палатке, чтобы забрать подносик с завтраком.
— Вот. Давай-ка я накормлю тебя, чтобы ты не растаял от недоедания. А потом я хочу рассказать тебе, что мне удалось выяснить.
Он помедлил и неохотно принял подносик у нее из рук. Заглянув под крышку из фольги, спросил:
— Что это такое?
— Французские гренки с сосиской.
— Французские гренки? Невозможно. — Он покачал головой, глядя на странное блюдо в своей руке. — Это нечто, изобретенное англичанами, я уверен. Мы, французы, никогда не назвали бы это именем нашей страны, — сказал он, скривив губы с выражением, которое, как она догадывалась, должно было передать крайнюю степень отвращения.
Однако это ее ничуть не смутило, она громко расхохоталась.
— Ешь. Тебе понравится.
— Надеюсь, внутри оно окажется лучше, чем на вид, — сказал он, все еще пристально рассматривая тарелочку из фольги. Но на лице его, когда он уселся, проступила тень улыбки.
Хоуп медленно жевала, и мысли ее были сосредоточены на сделанных ею находках. Она раздумывала, рассердится ли Арман, когда узнает, что его противникам сопутствовал успех. Дела у них шли очень хорошо, если верить записям в старом журнале… Ей стало бы очень горько, окажись она на месте Армана и узнай об этом.
Собрав вместе листки со своими записями, Хоуп села напротив Армана и задумалась. Однако она совершила ошибку, посмотрев на него. Небывалое изумление охватило ее. Арман такой настоящий, такой замечательный — и призрак?! Не наваждение ли это? Она покачала головой, отгоняя прочь свои мысли.
— Нам надо поговорить, — голос ее прозвучал так, словно она задыхалась.
Арман высоко поднял брови.
— Прошу тебя, говори, — сказал он и потянулся, чтобы взять ее за руку. — Я всю свою жизнь ждал женщину, которая говорила бы так же мало, как ты, — поддразнил он. — Но теперь, когда я нашел тебя, мне бы хотелось слышать твой голос немного почаще.
— Не будь таким самоуверенным, — засмеялась она. — Ты ведь все еще можешь исчезнуть.
Улыбка сошла с его лица.
— Надеюсь, еще не сейчас. Мне многое хочется сказать тебе. Я так хочу быть с тобой…
Он провел рукой по ее щеке. Она с любовью смотрела на его худощавое волевое лицо. Лицо человека, на которого можно положиться. О котором можно мечтать.
— Я знаю. Я не это хотела сказать. Ты ведь все еще здесь, и я думаю, ты еще побудешь тут немного.
Он покачал головой.
— Давай не обманываться. В один из дней я покину тебя. Может быть, мне этого не хочется, может быть, я буду еще не готов, но я исчезну. И я примирился с этим.
— Примирился? А почему я не примирилась? — пробормотала она, словно разговаривая сама с собой.
— Возможно, потому, что сейчас твое время. Ты должна жить, а не примиряться со смертью. — Он повернул голову и поцеловал ее ладонь, ласкавшую его. — Я здесь только для того, чтобы ты помогла мне. А когда ты уедешь… — Он не договорил, но она ясно поняла, что он имел в виду. С наступлением зимы ей придется или уехать отсюда, или оказаться в весьма затруднительном положении. Когда она уедет, он останется тут совсем один…
Скрестив ноги, Хоуп уставилась на голубоватую воду, затем произнесла:
