— Это наш первый вальс, — смущенно улыбнулась она. Напряжение вдруг покинуло ее. Она только ощущала, как в ритм вальсу бьются их сердца. Закружившись, они рухнули в гостиной на диван, и Шила, хмелея от возбуждения, сама прильнула к губам Роналда. Поцелуй был долгим, страстным. Она чувствовала жаркие ладони любимого на своей груди, на бедрах, повсюду и буквально упивалась этими ласками.
— Ты говорил, что в номере две спальни?
Роналд замер от неожиданности.
— Хочешь, чтобы я отнес тебя туда?
Шила в ответ лишь тихонько засмеялась.
— Нет, ты скажи вслух. Только тогда поверю.
— Я люблю тебя, Ронни, и хочу быть твоей.
— Даже если мы потом станем просто любовниками?
— Да.
— Ты отдаешь отчет тому, что сейчас сказала?
— Да! Да! Да!..
Роналд стремительно подхватил ее на руки, ногой распахнул двустворчатую дверь в спальню. Комнату освещал мягкий свет бронзовой лампы под абажуром, стоящей на тумбочке в изголовье огромной кровати. Осторожно опустив Шилу на шелковое покрывало, он вдруг заглянул ей в глаза и сказал:
— Посмотри, я приготовил тебе… подарок…
— А что это?
Тут только Шила заметила рядом с лампой маленькую черную бархатную коробочку.
— Наши обручальные кольца.
— Ронни, — прошептала она, задохнувшись от волнения. — О Ронни!
— Мы не вернемся в Лондон, пока не обвенчаемся.
— Я не верю своим ушам.
— Поверишь звону свадебных колоколов… Помнишь, что ты нагадала нам на картах?.. Уже тогда я понял — сама Судьба сводит нас.
Невыразимая радость захлестнула Шилу. Она покрывала лицо Роналда поцелуями, исступленно повторяя:
Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя, Ронни! Я влюбилась с первого взгляда, но тщательно скрывала свои чувства, боясь, что тебе нужен от меня лишь секс.
— О, дорогая! Секс без любви в жизни зрелого мужчины почти ничего не значит. Легкая эмоциональная встряски — не более. Ради чего, ты думаешь, я постоянно преследовал тебя… чтобы заняться сексом?..
— Но ты все время твердил об этом!
— Я расставлял сети, хитрил, ходил кругами, бросал вызов с единственной целью — убедиться, встретит ли моя любовь, столь же сильное ответное чувство. Иногда мне и вправду казалось, что ты испытываешь меня.
— Понимаешь, когда я впервые увидел тебя, то понял: ты — живое воплощение моего идеала женщины. Ты была всем, о чем я мог мечтать. Я навел кое-какие справки о тебе, в том числе у Каспара Эббота. Он сказал: «Шила Грейс моя самая большая надежда» — и посоветовал посмотреть вечером одну твою рекламу по шестому лондонскому каналу. Я посмотрел и пришел в восторг.
— Ты разыгрываешь меня!
— Хорошо, Фома неверующий, слушай, — засмеялся Роналд. — Хочешь, расскажу весь сюжет по кадрам?.. Джунгли, пантера, затем машина, длинная и блестящая, вылетает из зарослей, словно пуля из ружья. Звучит музыка, и голос диктора за кадром: «Дикая штучка!»
— За тот проект я получила первую свою награду.
— И за рекламу «Пегаса» тоже получила бы, если бы закадычная школьная подружка не подвела тебя.
— Было подло с твоей стороны шантажировать меня этой ужасной историей, в которую я нечаянно влипла!
— Согласен, но у меня не было другого выхода. Я искал тогда повода к сближению, поскольку ты демонстрировала явное ко мне пренебрежение, а я привык, что женщины заискивают передо мной, перед моей властью, деньгами… А после знакомства с тобой у меня появилась надежда: вот та единственная, которую я столько ждал и которая полюбит меня, а не мой кошелек. Гордая, независимая, бесхитростная. Единственная реальная возможность контактов с тобой, как я понял, это затеять какое-нибудь общее дело. Тогда и пришла мне в голову идея заставить тебя поработать над рекламой часов «Престиж». А когда ты принесла проект, меня просто поразили изящество и лаконизм решения. Ко всем твоим прелестям Бог еще и щедро одарил тебя талантом.
— Спасибо, мне действительно важно знать, что ты ценишь во мне не только женщину.
— Даже больше, чем ты думаешь. — Роналд нежно поцеловал ее в губы. — У тебя впереди блестящее будущее, и я, чем могу, всегда буду помогать тебе. Моя мама тоже сделала неплохую карьеру. Кстати, в ближайшее время мы должны слетать к ней в Лос-Анджелес.
— А чем она занимается?
— Она — главный редактор журнала «Звезды кино», — не без гордости сообщил Роналд. — Я уже рассказывал ей о тебе, правда, не признался, что по уши влюблен.
Шила рассмеялась и чмокнула его в щеку.
— Но я уверен, мама и так обо всем догадалась, — хмыкнул он. — Как и Сара. Ей хватило одного взгляда на тебя, чтобы понять, что именно такую женщину я ждал всю жизнь, поэтому в отчаянии и ринулась за мной в Нью-Йорк. Думала, наведет мосты. Но ничего не вышло. С тех пор, как я заработал первую крупную сумму, многие красотки старались притащить меня к алтарю. К каким только ухищрениям они ни прибегали, и я привык считать всех женщин лживыми, хищными и… в общем… распутными…
— И про меня тоже так думал?
— Нет! Но я всячески старался спровоцировать ситуацию, в которой ты могла бы проявить свое истинное лицо. Помнишь изысканное платье, которое я тебе прислал?
— По-твоему, я могу забыть? Это было верхом непристойности, будто ты отдавал распоряжение своей содержанке или рабыне! Меня твоя выходка возмутила и обидела до глубины души.
— Дорогая, но ты не представляешь, сколькие заглотили бы крючок вместе с наживкой, наплевав на унижение.
— Только не я! — отрезала Шила.
— Я знаю. — Глаза Роналда светились нежностью, любовью и гордостью. — Увидев тебя на пороге своего дома в скромном, простеньком изумрудного цвета платье, услышав гневную отповедь насчет моего «подношения», я умилился. В тот момент мне хотелось покрыть тебя поцелуями с головы до пят.
— Ронни, я надела свой лучший наряд. — Она лукаво улыбнулась.
— Ты в любом хороша, моя прелесть. Когда в тот вечер незваной явилась Сара, я чуть не убил ее. Она все испортила, причем сделала это намеренно. А затем, чтобы вконец расстроить нас, объявилась в аэропорту.
— Мне было очень больно, когда на глаза попалась ваша фотография в газете. — Шилу даже передернуло. — Я уже любила тебя тогда. Твой звонок из Нью-Йорка лишь подтверждал мои подозрения, сколь лжив и изворотлив Роналд Ирвинг…
— Я знал, что твое самолюбие сильно задето. Мне было невыносимо думать, что сочтешь меня подлецом, но ты даже не захотела со мной разговаривать.
Шила покраснела и призналась:
— Мне было очень больно, я боялась заплакать.
— О!
Долгим поцелуем Роналд приник к ее губам, потом стал осторожно раздевать. Расстегнул пуговки шелкового жакета, крючки лифчика, молнию юбки… Он словно священнодействовал, то ли щадя ее стыдливость, то ли боясь ненароком выдать нетерпение. Свою одежду он скинул быстро и ловко, но, к удивлению Шилы, даже не сделал попытки занять место рядом с ней, а остался стоять на коленях у кровати.
