— Я не могу оставаться в прошлом, Макс.
— Просто не… встречайся с ними. Пожалуйста, Энни. Дай мне немного времени.
Энни вздохнула.
— Не думаю, что времени под силу решить это.
Она откинула голову, открывая шею его поцелуям. Губами он спустился к впадинке у ключицы и коснулся се языком. Его дыхание обожгло ей кожу.
Еще один раз.
Еще один поцелуй. Объятия, которые были больше, чем просто урок. Поцелуй, предназначенный только ей. Энни застонала, зная, что не должна позволять Максу получить власть над ее телом. Но было уже слишком поздно, а она так долго желала его, скрывая чувства в глубине своего сердца.
Взяв ее на руки, Макс сделал несколько шагов, и Энни почувствовала под собой пластиковую поверхность одного из новых столов для пикников, которые добровольцы из пожарной охраны Митчеллтона купили для парка.
Он яростно прижался ртом к ее губам. Его руки блуждали по ее телу, требуя чего-то… требуя так властно, что она напряглась.
— Прости, милая, — прошептал Макс через секунду, ослабляя хватку. Испугав Энни, чего ему меньше всего хотелось, он принялся гладить се плечи, пока напряжение, которое он так бездумно вызвал, не покинуло Энни.
Свет фар проезжающего по шоссе автомобиля на мгновение привел Макса в чувство, и он поднял голову, прислушиваясь. В отдалении послышался крик совы, и ветер шелестел листьями на деревьях.
— Все на ярмарке, — пробормотала Энни. — Кроме Грейс, она дома.
Он пытался разглядеть ее лицо, скрытое густой тенью. Она была прекрасна и так непохожа на тех женщин, которых он знал… И при этом всегда была рядом, мудрая, добрая и любящая.
Макс снова поцеловал ее, вздрагивая от желания.
На этот раз она не открыла губ, и Макс улыбнулся в темноте. Такая невинная, такая чувственная. Сколько головокружительных противоположностей заключено в этом теле… Ее неординарность искушала его так сильно, что он почти боялся дотронуться до нее.
— Так темно. Я не вижу тебя, — пробормотал он.
— Я выгляжу так же, как всегда. — Мм.
Макс легко дотронулся пальцами до ее лица, исследуя изгиб бровей, атласную гладкость и теплоту закрытых век, нежную линию скул.
И се волосы… Хорошо, что она не изменила своей прически. Ему нравились длинные волосы Энни.
Пряди пробежали по его пальцам, лаская, как шелк. Он играл ее локонами, наслаждаясь их мягкостью и представляя, как они могли бы рассыпаться по его телу.
Потом, нагнувшись, он провел языком по линии се губ. Дразня, искушая, льстя. Ожидая отклика как дара, а не как чего-то, взятого силой.
— О… Макс, — выдохнула Энни, открывая губы. Его язык скользнул между ними в теплую влажную глубину.
Макс едва не потерял контроль над собой. Он целовал многих женщин, но с Энни все было иначе. Лучше. Несравнимо лучше.
— Ты такая нежная, — выдохнул он.
Энни затрепетала, потрясенная своими ощущениями. Всякий раз, когда он прикасался к ней, ее тело переставало ей принадлежать.
Поцелуй длился и длился, пока наконец они не оторвались друг от друга, жадно втягивая воздух в легкие.
Он развел в стороны ее колени, прижимая ее к себе, и она ощутила всю силу его желания. Упираясь руками в стол, она сопротивлялась напору Макса. А он все сильнее прижимался к ней, и Энни наконец застонала.
— Тебе нравится? — выдохнул он. Нравится? Как ей может нравиться то, что сжигает се живьем?
Макс скользнул руками по ее плечам и быстрым движением спустил эластичный лиф сарафана к талии.
— Не надо, — задохнулась Энни.
Она поймала его запястья, но слишком поздно. Он уже нашел ее груди и ласкал их, осторожно сжимая соски.
— Как бархат, — прошептал Макс, играя твердыми кончиками, перекатывая их между пальцами, перед тем как опустить лицо к ее шее… и ниже.
Негромкий крик вырвался из горла Энни, когда Макс взял ее грудь в рот. Острая боль в бедрах стала невыносимой, она выгнула спину, прижимаясь к его телу, проклиная одежду, разделявшую их.
Когда Макс перешел к другой груди, Энни не смогла больше терпеть, не смогла сопротивляться желанию. Она потянулась к молнии его джинсов и расстегнула ее.
Макс застонал. Больше всего на свете он жаждал ее прикосновений, но это было невозможно. Если она дотронется до него, он потеряет голову.
— Энни… нет.
Он убрал се руки.
— Макс… Ты не хочешь?..
— Дьявол! Да, я хочу. Но мы должны остановиться.
Энни вздрогнула, будто ее ударили. Ее тело страдало от неудовлетворенного желания и разочарования. Она отодвинулась от него.
— Хорошо.
Не нужно было никуда ходить с Максом Хантером.
— Только посмей сказать мне, что это был урок, — прошипела она.
— Это не было уроком. Лишь мое желание поцеловать тебя.
— Ну… ладно.
Его признание выпустило из нее пар, но через несколько минут Энни спросила:
— Если ты хотел поцеловать меня, почему тогда остановился?
— Да потому, что я джентльмен!
— С каких пор?
— С тех самых, как мой лучший друг попросил моей помощи в поисках мужа.
Глаза Энни сузились.
— Мы не лучшие друзья, и я не просила твоей помощи в поисках мужа. Я… о, забудь, — протянула она.
Теперь больше не имело значения, о чем она просила Макса.
— Милая, пожалуйста, пойми…
— Не называй меня так. Я Энни. Просто Энни. Должно быть, она сошла с ума, решив, что
Макс станет заниматься с ней любовью. Как можно быть настолько глупой?
— Нам нужно поговорить, — сказал Макс, садясь рядом с ней на стол. — Ты была права, — тихо продолжал он. — Права насчет того, что я хотел оставить вес как есть между нами. С тех самых пор, как ты рассказала мне о своем намерении найти себе мужа, я борюсь с собой, зная, что потеряю тебя, когда ты создашь семью.
— О, Макс, — с болью в сердце прошептала она. — Ты не потеряешь меня.
— Все кончается, люди расстаются, и каждый идет своей дорогой. Ты будешь поглощена своей новой жизнью, и в ней не будет времени и места для кого-то вроде меня.
Кого-то вроде него…
— Вот почему ты не любишь ссор — думаешь, они кладут конец бракам и дружбе.
Какое-то время он хранил молчание.
— Ты не знаешь, каково это… ты никогда не слышала того, что пришлось услышать мне. Я только начинал привязываться к новой семье. Потом разражался скандал, и — бум, вес заканчивалось. Обещания и клятвы ничего не значили. И никто уже не оглядывался назад.
— Ты оглядывался. И нарушенные клятвы до сих пор отдаются болью, ведь так?
Макс закрыл глаза, но не мог спрятаться от Энни. Ей не нужно было видеть его лицо, она видела его душу, и сейчас лучше, чем когда-либо. В сущности, единственный человек, кто действительно понимает его. Почему это раньше не приходило ему в голову?
