Он выглядел опечаленным.
— Вот что я тебе скажу, — добавила она. — Если я вернусь домой рано, я позвоню тебе. Ладно? И у нас будет ночное свиданье.
— Хорошо, — сказал он. — Можно я еще немного побуду здесь?
— Но Вито, я должна одеться.
— Я знаю. Я хочу посмотреть на тебя. Можно?
— Конечно, малыш, — сказала она. Поцеловала его и встала с постели.
После того, как она приняла ванну, Вито примерно с час наблюдал за ней. Большую часть времени он молчал. Он говорил только тогда, когда она задавала вопросы, но по мере того, как она все дальше продвигалась в своих приготовлениях, она все дальше и дальше отдалялась от него. В конце концов показалось, что она вовсе забыла о его существовании. Но Вито был слишком поглощен наблюдениями, чтобы почувствовать свое одиночество. Он никогда раньше не видел женщину за такой работой. Она открывала крошечные флакончики и тюбики, затаив дыхание, осторожно накладывала тон, почти прижималась к зеркалу и поспешно откидывалась назад для промежуточного осмотра. Ее напряженность и сосредоточенность захватили его, как будто он смотрел спектакль.
Наиболее удивительным из всего было неожиданное изменение выражения, которое она приняла, когда мгновенно абстрагировалась от своих трудов, чтобы оценить результаты. Это было счастливое выражение, решил Вито. Она слегка приподняла брови, втянула щеки, чуть-чуть выдвинула вперед губы. Это было также странное выражение, манящее, хотя и лукавое, таившее в себе намек на угрозу, упрек. Оно не оживило ее лицо, а скорее отполировало его, зафиксировало, как маска.
Закончив макияж, она сняла повязку с волос и рассыпала их по плечам. Потом встала и внимательно рассмотрела свое обнаженное тело в большом зеркале. Поймала в зеркале взгляд Вито, мгновение смотрела на него, а затем вновь сконцентрировалась на себе.
— Я тебе нравлюсь? — Спросила она.
Вито не мог ответить. Ее плоский живот, руки с красными ногтями, лежавшие на белизне бедер наполнили его таким желанием, что он не мог говорить.
— Посмотри-ка, — сказала она. Повернулась спиной к нему и начала медленно напрягать и расслаблять мускулы ягодиц, увеличивая темп, пока они не замелькали с лихорадочной скоростью.
Вито выбрался из постели и обнял ее, прижав к себе.
— Эй, оставь, ты испортишь мне прическу.
Он уткнул лицо ей в плечо. — Я хочу укусить тебя. Сильно.
— Только не там, где видно.
— Меня это не волнует.
— Но меня волнует — ой! Ну ты ублюдок! У меня будет синяк!
— Замечательно. Ты моя. Я пометил тебя своим знаком. Как Зорро.
— Как… как Зорро! — закричала она, смеясь.
— Ты моя. Ну-ка, скажи это.
— Ну… — Она все еще смеялась.
— Продолжай. А то я тебя еще раз укушу.
— Ты это сделаешь, и я тебя ударю.
— Ты моя. Скажи это.
— Хорошо. Я твоя. Ну, ты счастлив?
— Ты серьезно это говоришь?
— Я… — она остановилась и посмотрела в зеркало на то место, куда он ее укусил. Потерла его. — Я не знаю, милый. Не торопи меня, ладно?
— Ты позвонишь мне, когда вернешься домой?
— Не знаю, это может быть поздно.
— Если не будет поздно, позвонишь?
— Хорошо, любимый. Ну, а сейчас иди. За мной заедут примерно через полчаса.
— Ладно, — сказал он, натягивая теннисные туфли. — Я иду. Но помни: ты моя.
Айрис подумала, что помощник официанта и правда очень симпатичный. Как странно, что раньше она действительно не замечала подобных мужчин, очень молодых мужчин, эту стройную, смуглую, тонкокостную грацию. Она украдкой быстро улыбнулась ему и с удовольствием отметила непроизвольное движение глаз на окаменевшем молодом лице латинянина. Захлопотав вокруг стола, он внутренне приосанился, его лицо приняло напыщенное и гордое выражение. Маленькая дрянь, неприязненно подумала Айрис и перевела глаза на Джули Франца. В ней поднялось легкое раздражение.
— Итальянец тут, итальянец там, — говорил Джули. В этом бизнесе, если у тебя нет итальянской жилки, ты умер. Дело не в том, что мы делаем туфли каким-то другим способом, чем всегда, но сейчас мы даем им другие имена. Crescendo, pasta fazool, что-то в этом роде.
— Ты когда-нибудь спрашивал себя, почему ты оказался в обувном бизнесе? — поинтересовалась Айрис. — Я только что подумала…
— Что ты имеешь в виду? Еще когда я был маленьким, я получил свою первую работу — сколько мне было? — семнадцать. Торговля.
— Ну да, я знаю. Но почему именно обувь, почему не скобяные изделия или — ну, я не знаю — не корм для животных? Почему туфли?
— Слушай, люди вынуждены ходить, не так ли.
— Ага, вокруг тебя.
— Не обманывайся, я должен был найти свою долю.
— Итак, ты отправился искать ее.
Джули задумался. Улыбка сошла с его лица, и оно казалось беззащитным, опустошенным. Сколько раз, думал он, мне приходилось «искать ее»? Неужели кто-нибудь действительно делает это, спросил он себя. Ты получаешь слабые представления, даже предупреждения, и иногда у тебя хватает ума внимательно отнестись к этим предупреждениям, но…
— Я всегда говорю это своим детям, — продолжал он, не ищи тревог, они сами тебя найдут. Возьмем Джефа…
— Сколько ему лет?
— Пятнадцать. Как-то раз…
— У тебя есть его фотография? Я бы хотела взглянуть на него.
— Конечно. — Джули был доволен. Он вытащил бумажник и протянул фотографию Айрис.
Она улыбнулась.
— Оставь ее себе, — сказала она. Я надеялась, что, может быть, ты не носишь с собой семейных фотографий, но мне следовало бы лучше тебя знать.
— А что плохого…
— Ничего плохого. Это просто вечная история, вот и все. Все мужчины, которых я знала, носят в бумажниках фотографии своих семейств.
— Есть ли бумажник у Вито? — неожиданно подумала она. Может быть, в нем запрятан старый презерватив? Как смешно! Надо будет его спросить. Она решила, что подарит ему бумажник.
Она смотрела на фотографию сына Джули, но не смогла найти ничего, что тронуло бы ее. Под мальчишеским выражением милого смущения скрывалось самодовольство, необычайно взрослое, слегка раздражающее.
— Весь в отца, блеск, — сказал она, возвращая фотографию.
— В общем-то, он хороший парень. Давай покажу тебе последний снимок Сандри, моей девочки.
— Ах! Не хочу смотреть на девочек. Только на мальчиков.
Он засмеялся.
— Эй, почему ты не ешь? Тебе что-то не нравится? Давай я закажу тебе что-нибудь другое, подожди минутку.
— Нет, не беспокойся. Я не голодна. Наверно, я поеду домой, спать.
— Поедешь спать! А как же…
— Как же с кино?
— Да. Я купил два билета на лучший…
