— Тогда докажите мне, что это не так, — возразил Роналд, снимая с ее волос застрявший лист.
— Как это можно доказать? — Элизабет грустно опустила голову. — Да и не хочу я ни перед кем оправдываться.
— Насколько я понимаю, Стэнтон был не лучшим представителем человеческой расы.
— Он оказался настоящим подонком, — тихо произнесла Элизабет.
— Потому что оставил вас без цента?
— Потому что он лгал! — резко бросила Элизабет. — Он все время мне лгал. А когда я наконец поняла это, рассмеялся мне в лицо и сказал, что мне придется смириться с моим бесправным положением.
— Он занимался рукоприкладством?
— Вы хотите узнать, бил ли он меня? Нет, ему больше нравилось наносить душевные раны. У него был низкий, мстительный характер. Знаете, есть такие мальчишки, которые испытывают удовольствие, отрывая у бабочек крылья. Вот он был из таких… Думаю, что не только я, но и многие жители Гринвилла недолюбливали Стэнтона. Но к дочери Фриды Джонсон они питали куда меньше добрых чувств.
— Джонсон — ваша девичья фамилия?
Элизабет молча кивнула.
— А почему люди так настроены против ваше матери?
— Теперь уже не настроены, — тихо сказала Элизабет, принимаясь вдруг старательно стряхивать с джинсов невидимые пылинки. — Она уехала из города.
— И куда?
— Не имею ни малейшего понятия, — пожала плечами Элизабет.
— А где живет ваш брат?
— Где живет… — она замялась, — неподалеку от Гринвилла.
— Если Стэнтон, по вашим словам, был таким негодяем, почему же вы не ушли от него?
— Вначале я не знала его как следует, а потом…
— А потом появились деньги? — осуждающе произнес Роналд.
— Да, — еле слышно прошептала Элизабет.
— Ну и где же они?
— Это не ваше дело…
— Вы хотите, чтобы я представлял ваши интересы?
Она с болью во взгляде посмотрела на него.
— Откуда у вас ко мне такая неприязнь? Что я вам сделала?
— При чем здесь неприязнь, просто юристы — народ дотошный, — попытался оправдаться Роналд. И какого черта я ввязался во всю эту историю, думал он. Все равно ничего путного не получится. — Кроме того, каждый гражданин этой страны имеет право на защиту со стороны закона.
— Я не смогу заплатить вам.
— Моя фирма нередко оказывает бесплатную помощь тем, кто в ней нуждается, — заверил ее Роналд, пытаясь сосредоточиться, чтобы найти и другие, более убедительные, аргументы.
Но сосредоточиться никак не удавалось, потому что Элизабет от волнения стала облизывать языком нижнюю губу. Нежно-розовый язычок соблазнительно мелькал перед его взором. Губы слегка приоткрылись…
— Вы должны ответить на некоторые мои вопросы, и прежде всего, куда девались деньги, которые были на вашем счету в банке?
Мой бедный Эван, подумала Элизабет. Когда весь город показывал пальцем на неумытую, оборванную дочку Фриды Джонсон, он был ее единственной опорой, его поддержка придавала ей мужество и силу. Когда их мать внезапно исчезла, брат взял на себя все заботы о ней и поставил на ноги. «Поклянись никому не говорить, что я тяжело болен», — только и попросил он за все свои труды.
— Я потратила их, — через силу выговорила Элизабет, взглянув на Роналда.
— Азартные игры?
Она отрицательно покачала головой.
— Вы алкоголичка? Может быть, наркоманка?
Закрыв ладонями лицо, она снова движением головы показала ему, что он ошибается.
— Слушайте, деньги не вода, чтобы незаметно уйти сквозь пальцы.
— Их нет, — устало повторила Элизабет. — Это единственное, что я могу вам сказать.
— И теперь вы хотите получить еще?
— Я хочу только то, что принадлежит мне по праву. Стэнтон обещал мне.
Роналд почувствовал, как в нем закипает гнев на Элизабет, а еще больше на себя. Засунул крепко сжатые кулаки в карманы брюк и не глядя на нее, он сухо произнес:
— В моем доме имеются апартаменты для экономки. Спальня, маленькая гостиная, ванная. Нет только экономки. Есть отдельный вход, дверь запирается на ключ.
— Что вы ждете взамен? — осторожно спросила Элизабет, не поднимая глаз.
— Чтобы вы пять раз в неделю с девяти до пяти часов находились в моем офисе.
— Почему вы это делаете для меня?
Роналд снова вспомнил бездомную кошку, которой много лет назад безуспешно пытался помочь.
— Не для вас, а для себя, — коротко объяснил он. — Меня интересует ваше дело чисто с профессиональной точки зрения. Договорились? — протянул он ей руку.
Элизабет глубоко вздохнула и вложила свою руку в его ладонь. А что еще ей оставалось делать?
— Договорились.
Пусть все ограничится этим чисто дружеским рукопожатием, сказал себе Роналд. Но уже в следующее мгновение он привлек Элизабет к груди, почувствовав, что она тут же начала таять в его объятиях. Он поцеловал ее раз, другой, а потом потерял счет поцелуям.
Внезапно, как будто очнувшись, он оторвался от нее, взглянул на часы и спокойным, будничным тоном, как будто ничего и не произошло, сказал:
— Пожалуй, пора ехать.
Вернувшись на автостраду, Роналд сел в машину и включил двигатель. Элизабет остановилась у открытой дверцы.
— Вы едете? — спросил он требовательным, нетерпеливым тоном.
«Элизабет, не делай этого!» — предостерег ее внутренний голос.
— Еду, — кивнула она.
Роналд сидел в кабинете спиной к письменному столу и смотрел в окно на цветущие в парке вишни.
И как он мог привести Элизабет в свой дом? Бедность долгие годы была проклятием рода Уотсонов. Бедность, но не безумие, а между тем последние дни он вел себя как законченный псих. Как еще можно назвать человека, который берет на работу и даже поселяет в своем доме женщину, от которой, как он сам отлично понимал, ему следует держаться подальше.
Вначале все казалось простым. Элизабет живет в комнатах, предназначенных для экономки, и работает его личной секретаршей. Недавно уволенная мисс Хостер была настолько бестолковой, что любой другой на ее месте будет казаться верхом совершенства, поэтому никаких особых неприятностей в деловом плане ожидать не приходилось. Что же касается личных отношений, то в комнату экономки с улицы вел отдельный вход и при желании они могли даже не встречаться.
Замечательный план, только с самого начала он почему-то стал давать сбои. Вроде бы все шло нормально. Элизабет оказалась прекрасным работником, и при ней офис Роналда просто преобразился. Все документы были приведены в порядок, и теперь не представляло труда найти любой из них. Заметки, которые он делал во время совещаний или слушаний в суде мгновенно расшифровывались, перепечатывались и тут же ложились ему на стол. Он даже перестал сам варить себе кофе, поскольку Элизабет прекрасно справлялась и с этим.
