просто? Никаких подколов? Острых фразочек и комментариев касательно того, что теперь некому прикрывать мои опоздания и пропуски? Как будто они были… Класс. Одно неприятно – мое появление привлекает внимание всех присутствующих. Впрочем, я настолько к нему привыкла, что даже чужое болезненное любопытство не вызывает во мне хоть сколь-нибудь сильных эмоций.
– Здравствуйте. Извините за опоздание.
Соловьев коротко кивает и возвращается к работе со студентами. Я бросаю сумку-мешок под парту. Опускаюсь на неудобный стул, делая вид, что мое внимание полностью захвачено учебным процессом.
– Привет. Я уж и не думала, что ты появишься… – бормочет Аня Стрельникова – еще одна девочка с курса. – Тебя сколько не было? Пару месяцев? Мне очень жаль, что с твоим отцом все так получилось.
– Спасибо. Глупо бросать универ на последнем курсе.
– Да понятно! Но я думала, что декан… Ну знаешь, типа, пойдет тебе навстречу, и все такое.
– То есть выдаст диплом за красивые глазки?
А ведь мои сокурсники действительно так думали, ага. И я не могу их в этом винить. Я действительно не планировала возвращаться за парту. Но вчера вечером Худяков поставил меня в известность о том, что с завтрашнего дня я возвращаюсь к учебе. И я послушно выполнила его распоряжение, потому что это было единственное сообщение, которое я получила с тех пор, как за ним захлопнулась дверь в то ужасное утро, когда мы в последний раз виделись.
Чтоб он провалился!
Нервничая, натягиваю рукава толстовки на пальцы. Это какое-то безумие. Угар. Так не должно быть! Я никогда не думала, что к одному человеку можно испытывать столько диаметрально противоположных, не мэтчащихся друг с другом эмоций. Эта двойственность лишает меня последних мозгов. Раскачивает психику. Превращает в одну из тех классических неврастеничек, которых я когда-то так осуждала.
Я больше не могу притворяться, что происходящее между нами с Худяковым нормально.
Потому что это не так.
И здесь неважно, кто из нас виноват больше. Гораздо важнее понять, что с этим делать дальше. Расстаться? Наверняка это самый действенный способ. Но готов ли Влад меня отпустить? Достаточно ли он поправил свое пострадавшее эго тем, что со мной сделал? А я? Я готова к тому, что рано или поздно Владу надоест мне мстить? Получится ли у меня смириться с тем, что он будет выстраивать свою жизнь с другой, заботиться о ней, баловать так, как только Влад умеет? Проживать свою лучшую жизнь, в которой мне просто не останется места?
Иногда кажется – запросто. Иногда я его всей душой ненавижу! Но как оказалось, на поддержание огня в топке ненависти уходит слишком много душевных сил. И в какой-то момент их просто не остается. В груди расползается ревущая пустота, искушающая заполнить себя более приятными эмоциями, воспоминаниями, чувствами, которые я испытывала только с ним. И вот так ловушка захлопывается.
Я гипнотизирую взглядом его контакт. И только небо знает, каких сил мне стоит не позвонить Владу первой. Или хотя бы не написать.
Я ревную. Страшно. Необъяснимо.
Раз за разом представляю Влада с другой. Просматриваю фотографии с корпоратива, на которых он ей улыбается. И просто медленно умираю, парализованная сильнейшим из существующих токсинов – токсином ревности.
Дура. С чего я вообще решила, что смогу его переиграть?
Расставила ловушки, и сама же в них угодила. Теперь мучаюсь. Стискиваю зубы от бессилия. Ни спать не могу, ни есть. Все суечусь, куда-то бегу, будто во мне завели вечный двигатель. За что бы ни взялась, делаю это с такой самоотдачей, что потом болею…
Включаю на беззвучном свои пробы, отосланные шоуранерам Нолана. Если они не обратят на меня внимания, грош цена им как специалистам. Это вышло настолько круто, что даже неубиваемый скептик во мне не нашел, к чему бы ему придраться.
Я страстно хочу, чтобы меня утвердили. И в то же время боюсь, что меня утвердят, ведь отъезд поставит точку в наших отношениях с Худяковым.
Впрочем, вполне возможно, что все закончилось и так…
После универа мчу в монтажную. Пусть мы все уже сто тысяч раз обговорили, я не упускаю возможности при случае понаблюдать за процессом. А еще не теряю надежды встретить в студии Влада. Зачем? Помозолить ему глаза? И что потом? В лучшем случае он снова меня трахнет и забудет до следующей встречи.
Сама себя не понимаю. Мне как будто жизненно важно знать, раз за разом, блин, убеждаться, что он все еще что-то ко мне чувствует. В этом смысле даже все равно что.
Его молчание меня ломает и ранит едва ли не так же сильно, как бесцеремонное обращение с моим телом. И я хочу ему отплатить. Причинить такую же боль. Нет, я хочу, чтобы ему было больнее!
Впрочем, мне будет достаточно просто его обнять… Просто обнять. И все.
– Асенька, ты идешь? Мы закругляемся, – сладко потягивается в кресле Вася – монтажер.
– Да. Прости, задумалась.
– Ничего. Тут наш продюсер нарисовался, – смеется. – Глядишь, премию выпишет за переработку.
Растягиваю губы в улыбке, а у самой от волнения трясутся руки.
– Худяков, что ли?
– Ага. Вы знакомы?
– Ну конечно, Вась. Я же снималась в этом фильме, помнишь? – поддразниваю чудака, который, будучи не от мира сего, все же остается одним из лучших специалистов своего дела. Или, может, как раз благодаря этому.
Мысль о том, что он здесь, не дает сделать полноценный вдох.
Он здесь, мамочки! Может, просто за этой стеной…
Вот и что мне делать? Просто ходить по коридору туда-сюда в надежде, что мы столкнемся? Пока Вася закрывает монтажную, тупо переминаюсь с ноги на ногу. И тут дверь в тупике длинного коридора распахивается, выпуская из кабинета сначала пышную холеную блондинку, которую я сходу узнаю, и Влада.
Его, наверное, можно было бы обвинить в желании выжать из моей ревности максимум, если бы не откровенное удивление, мелькнувшее в колючих близко посаженных глазах.
– Добрый вечер, – здоровается Влад,
