смеюсь. Растираю лицо, вжимаю пальцы в глазницы, чтобы навести резкость на вдруг поплывшей картине мира.
Смогу ли я доехать? А что мне остается? Я все смогу. В том числе я смогу жить без него и как-то двигаться дальше. Потому что другого выбора он мне не оставил.
Глава 14
Асия
Следующие полтора месяца проходят, будто во сне. Мне не больно даже. Я почти не тоскую, под завязку загруженная работой.
Снимаясь в подающем надежды артхаусном проекте, я параллельно репетирую дипломный спектакль, готовлюсь к съемкам у Венгржановского и по возможности забегаю посмотреть, как продвигается монтаж папиного фильма. Есть там один крайне важный момент, по поводу которого мы до сих пор не сошлись во мнениях. При жизни отец настаивал на своем видении финальной сцены, тогда как продюсеры настойчиво предлагали совершенно другой финал. Папа в своих решениях отталкивался от художественной составляющей, а Худяков и ко, естественно, от коммерческой. Теперь, когда отца не стало, отстаивать его мнение предстоит мне. Что довольно странно, ведь лично мне версия продюсеров кажется гораздо более нестандартной и привлекательной. Но я не собираюсь сдаваться, с упрямством борясь за папино право художника самому решать, каким будет его кино.
В общем можно сказать, что в моей жизни все складывается ровно так, как я и мечтала. Пожалуй, впервые я чувствую себя востребованной и свободной. Да, на меня все еще давит фамилия, но, полностью облажавшись в личном, я как будто победила страх не оправдать чьи-то ожидания, признав за собой право на ошибку.
Всевышний! Мне всего двадцать один. Кто в этом возрасте не наломал дров?
Думаю, даже Худяков в конечном счете понял, что с меня взятки гладки, раз отпустил.
На улице пекло, а меня знобит, как только я его вспоминаю. Это происходит нечасто. Стоит только на секунду остановиться, и сердце стискивает уже привычной тоской, будто шипастой колючей проволокой. Вот почему мне никак нельзя жать на паузу. И я бегу, бегу, наверное, от самой себя.
– Асия! – машет рукой Шурка, привлекая мое внимание. Выдавливаю улыбку и торопливо семеню к ней. Впервые в жизни я не рада нашей встрече, но откладывать ее и дальше, ссылаясь на занятость, было бы совсем уж свинством. Чуранова и так, кажется, догадывается, что я ее избегаю… А я не знаю, как ей объяснить, почему так происходит. Не знаю. Ну не говорить же ей, что мне претит ее работа на Худякова? Что я, наверное, тупо ревную к тому, что она имеет возможность его видеть, общаться с ним, а я – нет… Я – нет.
– Привет, Шур. Отлично выглядишь.
С удивлением замечаю, что Чуранова действительно цветет и пахнет. Вон, даже кудри навертела. И надела костюм, который совершенно не умеет носить, хотя сидит тот на ней неплохо. Ничего. Этот навык придет. И станет моя Шурка настоящей столичной штучкой. Эта мысль заставляет меня раздосадованно поджать губы. Шурке так идет ее провинциальная непосредственность! Будет жаль, если она уничтожит эту часть себя. С жадностью впитываю в себя образ Чурановой, будто опасаясь, что в последний раз вижу ее прежней.
Шурка откидывает голову и громко смеется:
– Кто бы говорил!
В этом она остаётся неизменна. Все такая же хохотушка. В груди теплеет. Но становится гораздо спокойнее.
– Фу-у-у, какая неприкрытая лесть! – достав из сумочки пудреницу, верчу головой, пристально себя разглядывая. Восемнадцатичасовой рабочий день никому не идет на пользу. Равно как и душевные муки. Под глазами пролегли тени, которые у меня не было времени замаскировать, губы обветрились. И даже волосы, которые я всегда считала своим главным достоинством, утратили блеск. М-да.
– Ай, ну тебя! Лучше рассказывай, где ты пропадала?
– Шурка, да ты же лучше меня знаешь, какой у меня сейчас график, – ворчу я.
– Да-а-а. Кайф, правда? – часто-часто кивает Чуранова. – Все, как ты и хотела. Жаль, для Юлии Кирилловны пока нет ролей, но я над этим работаю.
– Возрастным актрисам сложнее.
– Угу. Особенно когда о них успели забыть. Но это ничего. Ты меня знаешь. Я так просто это не оставлю.
– Слушай, ты вообще спишь? – смеюсь.
– Урывками. Но я не жалуюсь. Мне моя работа в кайф. Ты в курсе.
– Ага. Но ты, Шур, все равно себя береги. Поди, Худяков не самый лучший шеф.
– Он потрясающий! Ну, то есть… – тушуется, – что касается работы. Прости.
– Да ты что? Глупости. Мы давно разбежались. Я в норме.
– Честно?
– Ага, – вру, не моргнув глазом – уж очень не хочется портить Шурке настроение. – Наверное, работа в его команде здорово поспособствует твоей карьере.
– Ты даже себе не представляешь, как мне повезло, – активно кивает та. – Прости, но он действительно – бог своего дела. Всегда такой, знаешь, рассудительный и степенный…
– Как будто про разных людей говорим, – усмехаюсь, глядя на проезжающие машины. Впрочем, это не совсем так. Я знаю его с этой стороны, только это не отменяет того, что мне открылись и другие его личины.
– Все у него под контролем… – продолжает Чуранова, будто и не слыша моей ремарки.
– Смотри, а то еще влюбишься.
Шурка замолкает, комично хлопая ресницами. А потом бросает в меня салфеткой:
– Совсем спятила?! – заливисто хохочет.
– А что? Влад у нас – мужик хоть куда.
– Ну, это же твой бывший.
– Ой, я тебя умоляю. И что?
– Значит, ты правда совсем не жалеешь?
– О чем?
– Что вы разбежались?
– Да нет! Ты чего? – теперь смеюсь я. – Я небо благодарю, что настолько легко отделалась. Мне тут на днях, кстати, Басов написывал, представляешь? – меняю тему.
– Вот же мудак! – даже как-то восхищенно протягивает Шурка. – Совсем у человека нет совести.
