Гаррет решил, что им пора признаться во влечении друг к другу, перестать сторониться этого. Он и так уже слишком долго избегал каких-либо чувств. Больше он этого не хотел. Лэйни заставила его раскрыться, пробудила в нем жажду жизни.
Она просто смотрела на него огромными и темными в свете окутывавшей их ночи глазами. Он наклонился и снова поймал ее губы. На этот раз он жадно проник дальше, и она не сопротивлялась. Он хотел рассеять все ее сомнения и страхи в порыве сжигающей страсти. Томный, тихий звук, изданный ею, вскружил Гаррету голову. Он знал, чего хочет — сумасшедшего, дикого секса, который бы все расставил по своим местам. И хотел он этого именно с Лэйни.
Она вырвалась из его объятий.
— Нет, остановись, — тяжело дыша, прошептала она, упираясь рукой в его грудь.
— Почему? — спросил он изумленно.
— Потому что я не целуюсь с мужчинами, с которыми не встречаюсь, — ответила она. В ее глазах читалась паника. Она схватила Далтона с коленей и прижала к вздымающейся груди. — А мы уже договорились, что никаких отношений у нас не будет.
— Возможно, пора передоговориться, — возразил он, стараясь успокоить собственное сердце. — Послушай, я серьезно хочу встречаться с Далтоном. А это значит, что мы с тобой будем проводить много времени вместе. Тебе не кажется, что просто глупо притворяться, будто нас не тянет друг к другу? Может, хватит? Что ты об этом думаешь?
Лэйни пристально посмотрела на него, не зная, что же ему ответить. Она хотела отринуть все сомнения, но боялась.
— Я не совсем понимаю тебя, — наконец произнесла она.
— Я тоже, — признал он. — Я уже давно не ухаживал за женщиной. Давно не хотел ухаживать за женщиной. Но я чувствую, что готов начать новую главу своей жизни, начать все с чистого листа.
Лэйни заглянула в его глаза и увидела там искреннее чувство. Сомнение и восторг столкнулись в ее сердце. Он был с ней честен, полностью откровенен, в этом она была уверена.
Она поняла, что он снова собирается поцеловать ее. И ей совсем не хотелось сопротивляться. Она жаждала его поцелуя. Она сгорала от желания.
И вот она целовала его, отдаваясь сладостному плену его рта. Теперь запротестовал Далтон, оказавшийся зажатым с двух сторон.
Гаррет поднялся с Далтоном наверх, чтобы укачать его, как они и договаривались. Потом он вернулся, и они вместе с Лэйни убрали все после пикника.
Это был простой вечер, какой обычно проводят вместе муж и жена — дома со своим ребенком. Только они не были мужем и женой, и Гаррету нужно было уезжать. Лэйни принесла ему высушенную одежду, и он переоделся.
Она проводила его до двери, борясь с мучительным желанием оставить его у себя, продвинуть их отношения хоть на шаг в эту ночь вспыхнувшей надежды. Она хотела заняться с ним любовью, хотела почувствовать сильное тело Гаррета, его близость.
Но это уже был бы не маленький шаг, а гигантский прыжок. К тому же для одного вечера она и так совершила более чем достаточно опрометчивых поступков. Еще оставалось множество нюансов, в которых она не была уверена. И мнимая близость физического единения не смогла бы ответить на все ее вопросы.
И все же жаркая волна окатила ее, когда она остановилась и встретилась глазами с Гарретом в темноте парадного холла. Он прижал ее к себе, и она почувствовала, как он возбужден.
И он повлек ее за собой в долгий, долгий поцелуй, который унес с собой все ее мысли. Это было восхитительно. Когда поцелуй закончился, Лэйни уже не могла ни о чем думать.
— Спокойной ночи, — прошептал он ей на ухо.
И она простояла у двери целую вечность, уже после того, как его машина скрылась из виду.
— Я люблю гиппопотамов. Они такие беззаботные! Они толстые и неаккуратные. И им ни до чего нет дела.
Лэйни положила голову на плечо Гаррета. Они присели отдохнуть на лавочку напротив вольера с гиппопотамами. Сегодня они с Далтоном встретились с Гарретом, чтобы сходить в зоопарк Остина. Уже больше недели прошло с того памятного пикника. Стоял будничный полдень, и народу в зоопарке было немного.
Лэйни знала, что она готова к серьезным отношениям с Гарретом. Практически она уже была влюблена в него. Обычно не скрывающая своих чувств, теперь она старалась сделать это. Она боялась почувствовать слишком многое, слишком быстро. Гаррет говорил, что готов начать новую главу своей жизни, но не говорил ничего о любви и доверии. Она убеждала себя, что следует немного подождать и посмотреть, как будут продвигаться их отношения… Согласиться на это не составляло труда для ее разума, но не для сердца…
Ей бы сейчас очень пригодилась беззаботность гиппопотама, но… Ей надо было хорошенько подумать в спокойной обстановке, есть ли у них с Гарретом какое-то будущее. Она не могла позволить себе полюбить его без твердой уверенности в том, что он ответит ей тем же. Однажды она уже пошла по такой дорожке с Беном, и ей не хотелось снова страдать.
— Когда я был маленьким, моим любимым животным был лев, — лениво произнес Гаррет. Одной рукой он покачивал коляску со спящим Далтоном.
— Ну конечно, царь зверей, я могла бы и сама догадаться, — съязвила Лэйни, поднимая на Гаррета смеющийся взгляд. — Вы же, Блэкморы, любите власть, да?
— И что в этом плохого? — легко спросил он. — Это очень помогает в бизнесе.
— Не сомневаюсь, что это именно так, — Лэйни, уютно устроившись рядом с Гарретом в тени дерева, закрыла глаза, наслаждаясь теплым ветерком. Бен, должно быть, пошел по стопам своей матери. Он как-то утратил блэкморовский инстинкт убийцы.
— Инстинкт убийцы? Тогда уж инстинкт завоевателя. Я предпочитаю неотступный натиск.
— Неотступный натиск? Что ж, пусть будет так, — Лэйни улыбнулась, представляя, как Гаррет ведет себя в зале заседаний совета директоров, если его поцелуй можно считать частью неотступного натиска.
Лэйни нравилось ощущать на себе легкий ветерок, а ощущать плечо Гаррета было еще приятнее. Рядом с ним она чувствовала себя превосходно.
— Я плохо помню маму Бена, — тихо сказал Гаррет. — Знаешь, Уолтер безумно ее любил. Она умерла от каких-то осложнений после родов.
Глаза Лэйни расширились от удивления. Она выпрямилась и, не произнеся ни слова, ждала, когда Гаррет продолжит. Серьезные нотки в его голосе говорили ей, что он собирается рассказать что-то очень важное, если только она выслушает его и поймет.
— Мне тогда было пять лет, — продолжил он. — Но я помню, как мои родители обсуждали перемену, произошедшую в Уолтере после ее смерти. В это время дела его пошли в гору. Потом погибли мои родители, и Уолтеру пришлось одному воспитывать и Бена, и меня.
