Вода в душе перестала шуметь. К тому времени кофе был готов.
Сжав в ладонях горячую кружку, Элиз пошла в комнату. В дверях она остановилась.
Обернув бедра полотенцем, Ливай сидел на краю кровати, устало сгорбившись, положив локти на колени.
— Ливай?
— Моя мама, — проговорил он.
Элиз присела рядом с ним и прижалась к его теплой спине, она молчала в ожидании продолжения, хотя догадывалась, что ей предстоит услышать.
— Ее нашли три дня назад.
Его мама, женщина, которую Элиз не знала — за исключением того, что та была частью головоломки по имени Ливай. А этого человека она, несмотря ни на что, любила.
Слезы катились по ее щекам, когда она снова и снова повторяла слова утешения. Конечно, этого было недостаточно, чтобы утешить человека, переживающего такую большую потерю.
Взяв Ливая за руку, Элиз спросила, как это случилось.
— Помощник по хозяйству нашел ее. Думал, что она спит, и попытался разбудить. — Он запустил пальцы в волосы и закашлялся. — Я должен был сделать что-нибудь.
Элиз погладила его по спине — то же самое делал он, успокаивая ее.
— Откуда ты мог знать.
Ливай покачал головой и бросил на нее холодный взгляд:
— Я знал. Она пила. Я не мог до нее дозвониться. Так было всегда, если она начинала пить. Я позвонил парню, который привозил ей еду. В очередной визит он обнаружил, что пакеты с испорченными продуктами лежат на полках. Он выбросил то, что пропало, остальное хотел убрать в холодильник, но тот был сломан… Тогда он заглянул в спальню… и позвонил в службу спасения.
Элиз все поняла:
— Она была алкоголичкой? — Он кивнул. — Ливай, мне очень жаль. Но ты не должен винить себя за то, что тебя не было рядом.
По его словам можно было судить, что такие ситуации повторялись часто. Она начала догадываться, в какой обстановке вырос Ливай.
— Она долго боролась с этой болезнью? — продолжала расспросы Элиз.
— Всю мою жизнь и, наверное, большую часть своей жизни, хотя я не могу утверждать это.
До шестнадцати лет Ливай жил под одной крышей с мамой, и самое полезное, чему он научился, это умение не попадаться ей под горячую руку.
Ливай надеялся, что когда-нибудь что-то изменится, и, возможно, они заживут нормально. Однако ему годами приходилось возвращаться в грязную квартиру, где на старом кухонном столе были разбросаны пустые бутылки. Наконец распахивалась дверь, и появлялась мама со стеклянными глазами и заплетающимся языком. Она извинялась перед парнем, который втаскивал ее в квартиру, за то, что не предупредила его о сыне, и уверяла, что он не доставит никакого беспокойства.
Воспоминания, как якорь, увлекали Ливая на дно. Элиз прикоснулась к его руке, чтобы вывести из этого состояния.
— Поэтому ты рано ушел из дома?
— Да.
Стены давили на него. Он задыхался от той жизни, но не имел возможности убежать. И теперь он рассказывает об этом Элиз. Ливай еще ни с одним человеком не делился своими переживаниями. Он вспомнил все, вплоть до пощечины матери. Тогда он был глуп и признался, что потерял школьные учебники. У маленького Ливая все замерло внутри, когда мама прошипела ему в лицо, что она сожалеет о том, что у нее не было денег на аборт и она не смогла от него избавиться.
Впоследствии он слышал это не раз. Наконец ему исполнилось шестнадцать лет, и он смог уйти из дома.
Ливай взял все деньги, которые ему удалось накопить, и купил продукты на неделю. Разгладил мятые чеки и оставил их рядом с банкой супа на столе. Деньги нельзя было оставлять. Мама непременно потратила бы их на выпивку…
— Я не думаю, что смог бы выжить, если бы остался, — признался он. Это было правильное решение, Ливай понимал это. — Но я должен был вернуться к матери. Когда моя карьера пошла в гору, я должен был сделать больше, чтобы помочь ей справиться с проблемой.
Слезы текли по щекам Элиз.
Ливай не хотел, чтобы она жалела его. Он не должен был говорить с ней о своем детстве.
Молодая женщина тихо спросила дрожащим голосом:
— Что ты мог сделать?
Проведя рукой по затылку, Ливай тяжело вздохнул:
— Я всего лишь успокаивал свою совесть оплатой аренды и покупкой продуктов.
— Ты продолжал отправлять маме деньги?
Ливай невесело рассмеялся:
— Конечно нет. Она пропила бы все деньги и пропадала бы на улице. Я арендовал для нее дом и нанял парня, который покупал продукты. — Элиз сжала губы. — Да. То же самое я предлагал и тебе в случае беременности. Я всегда так поступаю, поскольку не хочу обременять себя ответственностью.
Элиз помотала головой:
— Это не то, о чем я думала.
— Но это правда.
Ливаю хотелось дать еще один повод для того, чтобы Элиз оттолкнула его. Показать ей, каков он, чтобы раз и навсегда в ее глазах исчез огонек сострадания и нежности.
Черт, он запутался. Ему не нужно было приходить сюда.
Но он не смог.
Поэтому необходимо заставить ее держаться от него подальше.
— Правда? — возмутилась она. — Да ты всю жизнь старался заботиться о женщине, которая никогда не думала о тебе.
Ливай открыл рот, чтобы ответить что-нибудь, но не нашел слов. У него все болело, и он не мог понять почему. Были измучены и тело, и разум. А Элиз, которая впустила его в свой дом и в свое сердце, была рядом. Ее руки обхватили его плечи. Мягкая щека прижалась к его спине.
Она не оставила его.
Элиз сошла на остановку раньше. Она боялась возвращаться в квартиру. Ливая там уже не было.
Они провели несколько утренних часов в постели. Большое тело Ливая было прижато к хрупкому телу Элиз. Теплое дыхание колыхало ее волосы. Когда зазвенел будильник, она открыла глаза и выскользнула из крепких мужских объятий, в которых хотела бы проводить все ночи.
Прошлый вечер не был началом чего-то особенного. Единственное, что изменилось — теперь Элиз поняла, отчего Ливай стал таким человеком. Теперь она знала, через что ему пришлось пройти.
Молодая женщина шла все медленнее и медленнее, пока все же не добралась до своей квартиры. Она подошла к окну, а затем села на диван. По ее лицу катились слезы.
Сделка по продаже клуба подошла к концу. Ключи были отданы. Бумажная волокита закончена. Ливай забрал вещи из химчистки, закрыл счет в банке и продал свою машину. Все, что осталось от его жизни в бурном Чикаго, — это две сумки с одеждой и ноутбук.
Такого никогда не случалось раньше, но сегодня, стоя в пустой квартире, он вспомнил тот день, когда въехал сюда. Чувство потери нахлынуло на него. Он прожил здесь целый год, но это место так и не стало его домом. Он так и не заполнил его мебелью. Не нашел, что повесить на стены.
