– Джина, ты отдаешь себе отчет в том, что происходит? – Альберт наклонился к самому ее уху. Не хотелось бороться с собой. Не хотелось.
– Может быть… Не знаю. Давай играть, будто я все еще пьяна и ничего-ничего не понимаю. – Джина прижалась к нему.
– Давай, – выдохнул Альберт и поцеловал ее.
Он хотел бы любить ее торопливо и пылко. У него давно не было женщины, а с теми, которые все же становились его любовницами, Альберт обращался так, чтобы не потерять своего достоинства и не показаться мужланом, но и не продемонстрировать больше чувства, чем он на самом деле испытывал. А испытывал он мало. Слово «любовь» для него всегда было чуть-чуть насмешкой. Он мыслил ее в эстетико-психическом ключе: глубоко анализировал в спектаклях ее проявления и следствия, применительно к своей жизни считая абстракцией.
Абстракция – это то, чего нет.
А сейчас было по-другому. Альберт понял, что больше всего на свете ему страшно обидеть девушку, волей то ли случая, то ли судьбы, то ли своей собственной оказавшуюся в его объятиях. И сама атмосфера не располагала к спешке и простоте.
Это было похоже на медовый месяц.
Губы Джины казались Альберту сладкими и мягкими, и он целовал ее жадно и нежно. Она дрожала. Альберт ласково помог ей снять пальто. Ее тело – такое хрупкое, такое изящное. Какие тонкие запястья… Альберт обхватил их пальцами, словно показывая свою власть и силу. Она покорялась. От этого стало так радостно, так пьяняще счастливо, что Альберт задохнулся от восторга и, подхватив Джину на руки, понес на кровать.
Ее свитер был теплым. А под ним – теплая, гладкая кожа. Рука Альберта скользнула по плоскому девичьему животу, и Джина бессильно застонала.
Ей так этого не хватало! Щемяще-нежного, на надрыве, дрожащего чувства, выраженного в ласках, поцелуях, прикосновениях мужского тела…
Альберт с величайшей нежностью помог ей снять обувь, джинсы и свитер. Она не помнила, как он остался без одежды. Джина лежала на кровати, прикрытая только кружевными лоскутками белья, и чувствовала разгоряченное тело мужчины, который желал ее так, как, может, не желал никто другой. Никогда. Его руки – она никогда бы не подумала – оказались очень осторожными и вкрадчивыми. Прикосновения горячих ладоней рождали нарастающий жаркий отзвук в теле. Плоть будто плавилась. Очаг внизу живота, от которого шли по телу сладкие, теплые волны, ширился и рос. Мир уплывал. Мыслей не было. Темное сладострастное пятно поглотило весь мир вокруг. Счастье.
Джина и Альберт любили друг друга так, как кочевники в пустыне пьют воду, – жадно, блаженно, потому что это было величайшей радостью и означало жизнь.
Для Альберта весь мир расцвел красками. Для Джины весь мир наполнился чувствами. Оба словно обрели смысл, который давно потеряли и долго-долго не могли найти. И смысл был – рядом, близко-близко, почти единым целым… Можно коснуться рукой, губами, грудью…
И когда Вселенная взорвалась острейшим пульсирующим наслаждением, крик Джины и хриплый стон Альберта слились в один звук.
– Я такого не испытывал никогда. За всю свою долгую и не скучную жизнь. Спасибо… – Альберт прижался губами к завитку на виске Джины. Он был уверен, что никому другому ни за что на свете не сказал таких слов. Но с Джиной ему хотелось быть откровенным. И он сделал свое признание с легкостью.
– Правда? – улыбнулась Джина.
– Правда, – заверил ее Альберт.
– Хорошо, что это взаимно. – Она прижалась к его плечу. Ее пронзило никогда прежде не испытанное ощущение: Джина не знала, где его рука, а где ее. Ощущение материальных границ тела полностью исчезло. Будто они перемешались в том волшебстве, которое сотворили несколько минут назад.
– Это ты? – Она легонько сжала его пальцы.
– Что? – удивился Альберт.
– Это твоя рука или моя?
Он засмеялся:
– Не удивляйся, но я не совсем понимаю.
– Я тоже.
Хорошо, что он понял. Она читала когда-то, что только между самыми любящими людьми могут стереться ощущения физических границ. Джине захотелось рассказать ему о себе все. Джина испытала такое доверие к человеку, которому только что принадлежала, что сама поразилась.
– Что ты для меня? – спросила она.
– В смысле что ты для меня?
– Нет. Что ты есть в моей жизни?
– Не знаю. Тебе решать.
– Ты… – Джина чуть не спросила, любит ли он ее. Невероятно! Три дня знакомы – и уже разговоры про любовь?! Может, сразу пригласить его к алтарю? – Ты рад, что так случилось?
– Да. Рад. Не то слово даже… Я же сказал. Если бы не ты, я не испытал бы такого счастья.
– Это хорошо. Что испытал. – Джина вздохнула. Неимоверно хотелось спать.
– Отдыхай.
– Спокойной ночи.
Альберт долго лежал, прислушиваясь к ровному дыханию женщины в тихой комнате, и осознавал, что сейчас произошло. Этот секс действительно не был похож ни на что, ранее им испытанное. Он спал со многими женщинами: с молоденькими актрисками, со случайными знакомыми, с дорогими проститутками, с бывшей женой, в конце концов! И ни с одной это не было так… по-настоящему. Альберт чувствовал, как сердце посылает по сосудам кровь, как поднимается грудь, чувствовал дыхание и жизнь в каждой клеточке своего обновленного тела. Он чувствовал себя живым.
Впервые за много-много лет.
К Альберту вдруг пришла мысль, от которой сердце пропустило удар и дыхание сбилось.
Это что, она такая и есть, любовь?
Черт подери, да какая любовь?! Я же знаю ее всего-то несколько дней! Случайная встреча?
Как режиссер, Альберт просто не мог поверить, что есть в этом мире что-то случайное. У всего на свете есть смысл. Причина и следствие. И какое-то метафизическое значение. Даже если недалекий зритель пока об этом и не догадывается… Иногда не догадывается даже актер!
А что же сейчас? Неужели любовь с первого взгляда? С первого дня знакомства? Да, он предпочитает брюнеток. Но Джина… Она такая искренняя! Такие, кажется, уже не встречаются в больших городах Америки. Не гонится за деньгами и славой, и за деньгами и славой мужчин тоже. Не стесняется говорить, что думает. Бескорыстная. Наверное, очень преданная. Да, красивая! Нежная. Похожая на музыкальный аккорд. Нет, на пьесу, нескончаемую и вечно усложняющуюся пьесу.
С такой женщиной я, наверное, мог бы прожить всю жизнь.
С ней можно разговаривать. С ней интересно разговаривать, потому что каждое слово находит отклик в ее внутреннем мире, и Альберту интересно, как он будет звучать. Интересно узнать историю ее жизни. Какая она была в детстве, чем занималась в юности.
Джина могла бы стать очень талантливой художницей. Он бы помог ей. А она – ему. Ерунда, что два таланта не будут долго спать в одной постели.
