— Это не мое дело, — почти шепотом и будто извиняясь, произносит Маруся и быстрым шагом уходит.
— Да! — громче положенного слетает с моих губ, но в душе зарождается нечто, что заставляет меня приостановиться и прокрутить в голове поистине бредовую мысль.
«А если тогда…?» Черт, нет, я не хочу возвращаться к тем ужасным воспоминаниям, вновь нырять в те страшные для себя дни! Как я выжила, как пережила это, да и пережила ли?
Бред! Бред! Бред!
Такое происходит только в сопливых мелодрамах да бульварных романчиках, а если и в реальной жизни, то точно не со мной.
Встряхиваюсь, прогоняя всю эту ахинею из своей головы.
Курьер. Ужин. Продолжение работы.
В основном зале недалеко от входа меня ожидает, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу, молодой человек с огромной термосумкой. Спешу к нему, извиняясь за задержку, а он в это время уже вынимает разные коробочки. Сверяемся по заказу и сумме. Подтверждаю. Протягиваю карту, чтобы оплатить, но в этот момент раздаётся мелодичный звон колокольчиков, отвлекающий меня.
Входная дверь открывается, и в салон уверенной походкой входит Игнат. Беглый взгляд достигает искомой цели, и, растянув губы в довольной улыбке, он подходит ко мне, бросив мимолетное приветствие ошарашенным флористам.
— Привет! — произносит так ласково, обнимает за талию и целует в висок.
Непринуждённость в его действиях вводит меня с легкий ступор.
— О! Это наш ужин? — интересуется он как ни в чем не бывало.
— Угу, — киваю, пытаясь вернуть сознание в рабочее состояние.
— Отлично! Уже оплатила? — продолжает Игнат наш диалог.
— Нет, — все еще в легком анабиозе отвечаю я.
— Сколько? — уточняет он у паренька и, получив ответ, словно фокусник, за пару еле уловимых движений расплачивается с курьером, получает чек и подхватывает пакет с коробками.
— Ты как здесь? — все же выхожу я из оцепенения. — Время же еще…
— Знаешь, оказывается, есть хороший стимулятор для быстрого решения всех рабочих задач, — улыбается он, оглядываясь по сторонам, словно ища нужное направление для передвижения.
— Какой? — продолжаю стоять на месте и с легким замешательством разглядывать его.
— Ужин с двумя Рыжулями. — Он смотрит мне прямо в глаза, ещё крепче обнимает и нежно заправляет прядь моих волос за ухо.
От еле уловимого касания пальцев Игната по коже пробегают мурашки, а его горячее дыхание опаляет губы. Мое взволнованное сердце взлетает ввысь и колотится где-то в горле, мешая произнести хоть слово. Чувствую, как щеки заливает краска смущения.
Боже, что происходит со мной?! Я никогда так чутко не реагировала на мужчин, даже на собственного мужа!
Голова идет кругом от нашей близости, от его голоса, от того, как уверенно лежат его руки на моей талии, а губы всего в паре сантиметров от моих.
И я хочу… Хочу его поцеловать… Очень хочу! Мое дыхание срывается, и…
— Я чертовски голоден. — Бархатный шепот жаром проходится по оголенным нервам, а моя попытка сделать вдох обрывается жадным натиском решительных губ.
Поцелуй сминает все, распаляя и будоража до искорок на кончиках пальцев, до ошалелых бабочек внизу живота, до критической потери ориентиров в пространстве и связи с реальностью.
Мои руки словно живут своей собственной жизнью, не обращая внимания на дико колотящееся сердце, на пульсирующую в висках кровь и оглушительный шум в ушах, они взлелеют вверх, и вот уже под ладонями я чувствую хрустящую ткань деловой рубашки, не скрывающей мощь прокачанных грудных мышц. Чувствую единый ритм наших эмоций и утопаю в нем, на миг прикрывая глаза. Мне так хорошо, и выныривать из этого омута нет ни малейшего желания.
— Папа? — Вопросительное недоумение Фани — словно ушат ледяной воды.
Я замираю растерянным сусликом, а Игнат с легким разочарованным вздохом разрывает наш поцелуй, но меня не выпускает меня из объятий. Загораживая меня своим мощным станом, он лишь поворачивает голову и, улыбаясь, приветствует малышку.
— Мамочка пошла за едой и пропала, — жалуется она ему, все еще не видя меня.
Печаль в ее голосе с нотками отчаяния действует отрезвляюще, я быстро прихожу в себя и, привстав на носочки, делаю попытку выглянуть из-за плеча Игната.
— С мамочкой все хорошо, — тут же успокаивает он дочку и, чуть ослабив объятия, разворачивается так, что наши с малышкой взгляды встречаются. — Прости, это я ее чуть-чуть задержал.
Фани делает пару шагов навстречу нам, и её ручки оплетают наши ноги. Курносый носик утыкается в мое бедро, срывая все эмоциональные предохранители. В горле — ком сентиментальных слез, и все, что я могу, это только гладить трясущейся рукой взъерошенную рыжую макушку.
В глазах Игната, смотрящих на меня с щемящей нежностью, красноречивый вопрос: «Ты все еще сомневаешься?»
«Совсем чуть-чуть, но это же нормально», — звучит в моей голове.
«Чуть-чуть можно, но ненадолго», — читается в его легком кивке и еле уловимом касании губ, оставляющих след на моем виске.
— Мы есть сегодня будем?! — наигранно возмущается Игнат.
— Да! — поддерживает его Фани, и оба смотрят на меня с хитрыми улыбками. — Пойдемте скорее. — Малышка торопливо хватает нас за руки и тянет в сторону кабинета.
— Вас ни для кого нет, да, Марина Евгеньевна? — с плохо скрываемым ехидством спрашивает Маруся, невинно хлопая ресницами.
— Уволю! — раздраженно шиплю про себя. — Да! — отвечаю ей, растянув губы в искусственной улыбке.
— Так, может, мы домой поедем и там поедим? — предлагаю я, когда мы заходим в кабинет.
Я бы еще поработала, все же надо доделать композиции на продажу и по заказу Игната. Но лучше утащить эту парочку подальше от моих любопытных сотрудниц.
— Не-е-е-е-ет! — в один голос стонут отец и дочь, бросая на меня умоляющие взгляды.
И я сдаюсь без боя. Окидываю взглядом небольшое помещение в поисках места для пикника, затем аккуратно собираю недоделанный букет, расчищая место на столики в зоне отдыха. Фани ловко забирается на диванчик и с нетерпением ожидает сервировки, пока мы с Игнатом в четыре руки организуем наш офисный ужин.
— Мамочка, ты же дашь мне еще веточек? — накалывая на вилку помидорку из салата, спрашивает Фани. — Мы же еще будем делать елочки? Я не хочу еще домой! — с нотками мольбы в звенящем голосочке добавляет она.
— Да, — подхватывает Игнат. — Будем?
Делаю вид, что серьезно задумываюсь над данным вопросом, но долго не могу держать «покер-фейс» и быстро сдаюсь. У меня в планах на сегодня все равно еще пара композиций, и их обязательно необходимо доделать, а потом можно и домой.
— Конечно, — беззаботно пожимаю плечами, продолжая без аппетита ковыряться в своей тарелке.
Радостное детское ликование взрывает и без того беззаботную атмосферу рабочего кабинета разноцветными искрами искреннего счастья. Малышка быстро доедает все, что было у нее на тарелке, и срывается с места.
— Спасибо, — спешно благодарит, подлетая к своему рабочему месту.
Оглядывается, тянет на себя букет и почти роняет его, когда на выручку ей приходит отец. Словно супермен, он за считанные секунды оказывается рядом, перехватывает шаткую композицию и ловко устанавливает ее на подоконник. Окидывает творение детских рук критическим взглядом, а у меня вдруг замирает дыхание. Мне так важно его мнение? Хотя ясно же, что каждый родитель гордится любой, даже самой кривой и корявой поделкой своего чада. Но у Игната чертовски строгий взгляд, и я ощущаю волнение за малышку.
— И кто же сделал такую красоту? — без тени заискивания или преувеличения интересуется Игнат, рассматривая букет.
— Я! — гордо заявляет девчушка, выпячивая грудь. — Мама показала, и я сделала.
— Правда? — Игнат в изумлении переводит взгляд на дочь, а потом на меня.
Киваю, подтверждая слова Фани. Встаю с места и начинаю убирать со стола. Надо срочно заняться делом, иначе меня вновь унесет ни в то русло. Уж слишком бурно реагирую я на внимание со стороны этого мужчины. Затем выдаю малышке желаемое и старательно концентрирую свое внимание только на недоделанных композициях.
