на странной смеси английского и греческого.
– София, – спросила Талия, когда они лежали на пляже, с высохшей на коже солью, – тебе нравится бывать на Наксосе?
София повернулась к ней, удивленно взглянув на нее.
– Ne…
– Может быть, ты хочешь ходить там в школу? Я видела школу в Хоре. Это не так далеко на лодке, а у тебя были бы друзья, кроме нас, скучных взрослых…
София нахмурилась, пытаясь понять слова, и Талия ей помогла.
– Школа, – сказала она. – В Хоре?
Лицо Софии просияло, но тут же девочка сникла, покачав головой.
– Папа нет, – сказала она.
– Папа не разрешит тебе?
– Он не… хочет. – София пожала плечами, и Талия понимающе кивнула.
– Ты думаешь, отец твой не хочет, чтобы ты ходила в школу в Хоре, – подытожила Талия, и после паузы София притронулась к своей изуродованной щеке, печально взглянув на Талию широко раскрытыми глазами. – Из‑за этого? – с ужасом воскликнула Талия. – София, нет. Твой папа совсем не думает об этом.
Но София просто покачала головой, отвернувшись в сторону.
Оставшийся день Талия думала об этом разговоре, и после бессонной ночи она решила еще раз поговорить с Ангелосом. Она знала, что он будет недоволен ее вмешательством, но больше всего она боялась причинить ему боль. Ведь если она скажет ему, что София думает, будто он прячет ее на острове из‑за шрама, он страшно обидится. Но он должен понять, как его поведение влияет на его дочь.
Только через три дня у нее появилась возможность поговорить с ним наедине. Ангелос уехал в Афины на один день. Мария сказала, что он вернется быстро, и это успокоило Талию, потому что она боялась, что он уедет на несколько недель.
Когда вернулся, он отправился гулять с Софией, и Талия постаралась не мешать им. Она наблюдала из окна, как они строили на пляже замок из песка, и это была такая странная конструкция, что Талия улыбнулась. Но сердце ее болезненно сжималось от горечи. Ей хотелось быть вместе с ними. И ей хотелось, чтобы Ангелос тоже этого хотел, но она знала, что он не хочет.
Наконец, на следующее утро, когда София была на уроках, Талия, набравшись смелости, пришла в кабинет к Ангелосу.
Губы его сжались, а взгляд стал жестким, когда она ступила в его уединенное убежище, стараясь не показать своего страха.
– В чем дело? – спросил он. – Надеюсь, с Софией все хорошо?
– На самом деле есть проблемы, – сказала Талия, закрыв за собой дверь.
Ангелос выпрямился в кресле.
– Что ты имеешь в виду?
– Я разговаривала с ней несколько дней назад, и она сказала мне нечто, о чем ты должен знать.
– Что конкретно?
– Я спросила ее, хочет ли она ходить в школу в Наксосе…
– Зачем? – Голос его был громовым, и Талия задрожала. – Ты не имела права…
– Я хотела знать, задумывалась ли она об этом, – упрямо ответила Талия, вскинув подбородок. – Ей понравилась поездка в Наксос, и мне показалось разумным задать ей этот вопрос…
– Ты знаешь, почему она не хочет ходить в школу, – со злостью сказал Ангелос.
– Да, я знаю, – согласилась Талия. – А ты?
Ангелос смотрел на нее, и на виске его стала биться жилка. В глазах его вспыхнула ярость. Но даже в ярости он был прекрасен, и Талия все еще хотела его.
– София сказала мне, что именно ты не хочешь, чтобы она ходила в школу в Наксосе.
– Я хочу, чтобы она чувствовала себя комфортно, – бросил Ангелос. – И в безопасности. Я видел, как она ведет себя, когда мы выходим на люди. Она прячет свое лицо…
– От тебя. – Талия вздохнула, собираясь сказать слова, которые причинят ему боль. И возможно, приведут к ее увольнению. – Мне кажется, она думает, что это ты стыдишься ее, Ангелос. Стыдишься ее шрама.
– Что! – вскричал Ангелос и дернулся, будто она всадила в него пулю. – Как ты могла подумать такое? Я никогда не стыдился ее. Никогда. С чего она так решила? – Он покачал головой, и в глазах его мелькнула боль. – А ты откуда это взяла? Неужели ты считаешь меня таким человеком?
– Нет, – сказала Талия, повысив голос, и слезы навернулись ей на глаза. – Нет, Ангелос, не считаю. Но когда ты находишься рядом с ней, ты хмуришься и злишься…
– Если я хмурюсь, то только потому, что мне очень неприятно, что она стыдится своего шрама, – бросил Ангелос. – У нее нет причины стыдиться его. Никакой. Если кто и должен стыдиться, так это я.
– Ты?! – воскликнула Талия. – Почему?
– Потому что я не смог защитить ее при пожаре, – тихо сказал он.
– Но ведь это не твоя вина… – промолвила Талия.
– На самом деле моя. Но мы не будем говорить об этом.
– Может быть, тебе надо поговорить со мной…
– Разве ты не поняла, что я тебе уже говорил? – жестко оборвал он ее. – Вы позволяете себе вольности, мисс ди Сионе.
– Не называй меня «мисс ди Сионе»! – воскликнула Талия. Ей ненавистно было то, что Ангелос прятался за холодной формальностью. Она знала, что он испытывал боль и страх, но с этим она ничего не могла поделать. И она не будет больше унижаться перед ним. Не будет уверять его в том, что нравится ему, и умолять его не скрывать своих чувств. – Просто подумай о том, что я сказала. И может быть, спроси Софию, хочет ли она ходить в школу в Наксосе.
Боясь сказать что‑нибудь еще или расплакаться, Талия вышла из комнаты, с силой захлопнув за собой дверь.
Ангелос застыл на месте, а эхо хлопка разнеслось по всему кабинету.
Была ли она права? Может быть, София действительно думала, что он стыдится ее? В своих письмах он писал ей о том, как он гордится ею, какая она красивая. Но, может быть, писем было недостаточно. Может быть, его поведение говорило гораздо больше, чем его трусливо написанные слова. Потому что на самом деле ему было больно смотреть на свою дочь: это напоминало ему о собственных ошибках. Но ему невыносимо было думать, что это мучило ее. Вот уже семь лет он пытался искупить свои грехи и сделать все, чтобы София чувствовала себя защищенной. А что, если он, из‑за своей неумелости и страхов, только ухудшил ситуацию?
А Талия посмела сказать ему об этом, прекрасно понимая, что это разозлит его и он, возможно, выгонит ее вон. Она действительно храбрая девушка.
Вздохнув, Ангелос опустился в кресло. Сначала он должен поговорить с Софией. А с Талией он
