«Обвиняется психотерапевт».
Взгляд упал на первый абзац.
«Психотерапевт Джералд Додд обвиняется двумя бывшими пациентками в сексуально неправомерном поведении во время их лечения. Появившись в суде в пятницу, он отказался разговаривать с нашим репортером…»
Слова танцевали перед глазами. Руки тряслись. Газета подпрыгивала. Она уронила ее на колени.
Джералд Додд. Имя эхом звучало в голове. Она снова посмотрела на фотографию, пытаясь проверить себя.
— Райэннон? — настойчиво обращался к ней Гэбриел. — Что случилось?
Она взглянула на него затуманенными глазами, но вряд ли увидела. Мысленно она сидела в душном, плохо освещенном кабинете. Настойчивая муха билась о венецианскую ширму, тщетно пытаясь вырваться на свободу. А Джералд Додд, положив руку ей на колено, смотрел в глаза сострадательными карими глазами. «Вы знаете, состояние фригидности лечится. Я могу помочь вам».
— Райэннон? — Глаза, смотревшие на нее, приблизились и остановились, они были серебристо-серые. — Тебе плохо?
Наверное, она выглядела больной. Голова где-то плавала. Ей было холодно. На лбу выступил пот.
— Я его знаю, — прошептала она.
Гэбриел перевел взгляд на газету, лежавшую у нее на коленях.
— Кто-то умер? — Глаза у него потемнели. Потом он нахмурился, прочитав заголовок, и дернул головой. — Ты знаешь этого мужчину?
Не способная говорить, все еще уклоняясь от прямого ответа, она кивнула.
Гэбриел опустил голову и вникал в текст. Потом раскрыл газету, чтобы дочитать до конца историю врача.
— Это твой психотерапевт? — спросил он. Лицо превратилось в маску боли. — Тот, который сказал, что ты фригидна?
Она кивнула, все еще пребывая в оцепенении.
Его губы сложились в беззвучное проклятие.
— С тобой он тоже это делал? — хрипло спросил он.
— Я не прочла… до конца, — пробормотала она. Страница в его руках прыгала у нее перед глазами.
— Сексуальное оскорбление, — точно выплюнул Гэбриел. Он ненавидел свой голос, свое выражение. Отбросил газету. — Подонок пользовался своим преимуществом врача и предлагал пациенткам то, что он называл сексуальной терапией. Он говорит, они были довольны.
— Он наговорит, — возмутилась Райэннон. — Он месяцами выслушивал их, вытягивал самые интимные секреты, проявлял сочувствие. В некотором смысле становился им ближе, чем родная мать. Они попадали в зависимость от него. Он обещал их вылечить, помочь вернуться к нормальному состоянию разума, жить счастливо. Для этого надо довериться ему. Вот так он… действовал.
Но не с ней… Хотя и она была уязвимой, у нее, во всяком случае, хватало здравого смысла отвергать особые аргументы Джералда Додда.
— Ты сообщила о нем? — Лицо Гэбриела потемнело.
— Никто бы мне не поверил, — покачала головой Райэннон. — Он мне это сказал. Он высокоуважаемый профессионал. А я… была скорбная разумом молодая женщина.
Гэбриэл словно потерял свою обычную сдержанность. Он выглядел таким разгневанным, что у нее задрожали руки. Он приблизился к ней. Глаза смягчились.
Почти не думая, она потянулась к нему. Тепло его пальцев согрело ее и вливалось в ее тело до тех пор, пока неожиданный лед в сердце полностью не растаял.
— Он говорил… он говорил, мол, пациентки часто создают иллюзии о своих врачах, воображают события, никогда не происходившие. Я знаю, что у меня нет иллюзий на его счет. Но я понимаю, что для него не проблема убедить любую травмированную женщину.
— Подонок! — прорычал Гэбриел. Он провел руками по ее предплечьям и нежно обнял плечи.
Райэннон дрожала, чувствуя себя лисой, убегавшей от охотничьих собак и по ошибке попавшей в чужую нору.
Она не могла посмотреть вверх. И упершись взглядом в его подбородок, заметила, как перекатываются желваки на скулах. Он передвинул руки с плеч на спину, привлек ее к себе и держал очень легко. Она отдыхала, прижавшись к нему. Его щека чуть касалась ее виска.
— Этот мужчина преступник, — сказал он. — Хищник самого худшего сорта. Он выбирал беззащитные жертвы. Надеюсь, его надолго отправят в тюрьму.
— Спасибо, — прошептала Райэннон.
— За что? — Он чуть откинулся назад и посмотрел на нее.
— За то, что ты поверил мне. За то, что так сердился за меня. За то, что успокаивал меня. Хотя и не яблоками. — Она попыталась улыбнуться, подняв голову и посмотрев ему в глаза.
— Так ты знаешь эту цитату? — Он не улыбался, но злой блеск из глаз ушел.
Это выражение словно сквозь фильтр прошло через отдаленные участки разума. Где-то она слышала его, очень давно, вероятно на свадьбе подруги.
— … Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, — прочитала она.
— Из «Песни песней», — кивнул Гэбриел. И хотя она вспомнила следующие строчки, он процитировал их: — … ибо я изнемогаю от любви. — Райэннон? — произнес он, наблюдая, как вспорхнули ее веки и зарумянились щеки. Он увидел, каких усилий ей стоило поднять голову и встретиться с ним взглядом.
— Да? — выдохнула она.
Губы искушающие и полные, немного неуверенные были в нескольких сантиметрах от его. Она не двигалась, не отворачивала голову и не отскакивала в сторону. Ее тело, мягкое и податливое, рядом с его. Хотя в глазах таится намек на нервозность.
— Райэннон? — еле слышно повторил он, чувствуя, как бьется ее сердце, ударами отдаваясь в его груди. Как искушающе близки холмы ее грудей.
— Да, — снова повторила она в ответ на вопрос в его глазах.
Он опустил веки и произнес молчаливую молитву благодарности. Затем сузил разрыв между их ртами и почувствовал дрожавшее, нежное, неуверенное приглашение ее губ. Он раскрыл их своим поцелуем.
Райэннон парила в море чувственности. Гэбриел соблазнял ее поцелуями, предлагая гораздо больше, чем сострадание. Губы у него осторожные, неторопливые, вопрошающие, а не требующие, не агрессивные. Лаская, он открывал своим ртом ее рот. Показывал, каким может быть поцелуй.
Сначала просто неторопливо. Он боялся неверным движением вызвать страх. Испортить хрупкий расцвет самого утонченного чувства, какое она знала. Несколько мгновений спустя она осмелилась вернуть ему поцелуй. Искушающий. Неуклюжий ответ на давление его губ, подражание ему. Она застенчиво обхватила его шею, оставив крохотное расстояние между пиками своих грудей и его грудью. Рука скользнула ему под рубашку. Дрожащие пальцы расстегнули пуговицу, отчаянно мешавшую дальнейшему исследованию.
Его тело застыло и окаменело. Она почувствовала это. Сердце екнуло. Тогда она пробралась рукой так далеко, как позволяла его рука, обнимавшая ее затылок.
