— Во-первых, он не так крепко засел в моей голове, как тебе кажется, — солгала Сонда. — А во-вторых, ты ведь его не знаешь… Как ты можешь рассуждать о человеке, услышав о нем лишь пару ничего не значащих фраз?
Но обмануть Дайан было не так-то просто. Она сурово посмотрела на дочь.
— Не лги мне. Я чувствую, когда ты пытаешься меня обмануть. У тебя глаза начинают бегать…
— Как у хамелеона? — съехидничала Сонда.
— Не знаю, как там у хамелеона… Ты начала заступаться за него, а это — дурной признак. Вспомни, когда последний раз ты сносно отзывалась о мужчинах? Даже о своем женихе говоришь обычно свысока.
— Неправда! Я заступалась за Эрика перед Хэтти, когда она нападала на него.
— Всех енотов в лесу отстреляли! Даже если ты заступалась за него, представляю, как это выглядело. — Дайан придала лицу высокомерное выражение и произнесла тонким голосочком. — «Эрик — идеальная кандидатура на роль моего мужа. Он уступчивый, спокойный и надежный. Именно то, что мне подходит». Причем, заметь, он подходит тебе, а не ты ему! На его чувства тебе совершенно наплевать!
На лице Сонды читалась явная досада. Мать настолько точно передала ее фразу и тон, с которым она говорила об Эрике, что ей стало обидно и одновременно стыдно за свое поведение. Дайан была совершенно права — до своей недавней поездки Сонда и думать не желала о том, что чувствует Эрик.
Она уже призналась в этом самой себе, но признаваться в этом окружающим ее, пусть даже близким людям, ей не хотелось. Сонда молча глядела на мать, и проницательная Дайан угадала, что кроется за этим взглядом обиженной девочки.
— Ты понимаешь, что я права. Это уже хорошо. А сейчас я попытаюсь объяснить тебе, почему так быстро составила мнение о твоем загадочном путешественнике. — Дайан потянулась к пачке «Мор», но, увидев удивленный взгляд дочери, убрала руку. За полчаса, которые они просидели в кафе торгового центра, пачка опустела больше, чем на половину. — У меня тоже было приключение в молодости. Еще до того, как я познакомилась с твоим отцом. Его звали Сирил. Он был загадочной личностью, с ярким прошлым, но без настоящего. Передо мной он разыгрывал чуть ли не Джеймса Бонда. Я побывала с ним на Кубе. Влюбилась в него как кошка… Мне с трудом удалось вытянуть себя из болота, в которое меня засосала эта любовь. Я вовремя сбросила с ушей ту романтическую лапшу, которую он умудрился туда повесить. А ведь считала себя такой рассудительной, как и ты сейчас… В общем, однажды я попросила его открыться мне, рассказать о себе, о том, чем он занимается в действительности. После этого он как в воду канул… Да, я очень страдала. Плакала каждый вечер в подушку, проклинала себя, хотела вернуть его любой ценой. А полгода спустя узнала, что он вовсе не романтический герой, а обыкновенный наркоделец. Его «загадочное» настоящее — всего лишь череда незаконных сделок. Выяснилось, что репутация у Сирила — хуже не придумаешь. Он стольких людей посадил на эту дрянь… Правда, его тоже посадили — в тюрьму. Дали пожизненное заключение… Еще легко отделался, подонок. А теперь представь себе, — Дайан все-таки добралась до «Мор» и дрожащей рукой прикурила сигарету, — что было бы, если бы я вовремя не рассталась с этим типом?
Сонда удивленно смотрела на мать. Об этой странице ее жизни она никогда не рассказывала. Что, в общем, и не удивительно — страница далеко не безупречной чистоты. Волнение Дайан — срывающийся голос, дрожащие руки — говорило о том, что она до сих пор переживает этот неприятный эпизод так, как будто бы он был вчера.
— Ты никогда не рассказывала мне об этом…
— Мне не хотелось вспоминать. Да и необходимости не было. Виктор знал об этом. Я считала, что он должен быть в курсе того, что происходило со мной до встречи с ним. К тому же каждый может ошибиться. И на моем месте могла быть какая угодно женщина. Но ты… Я не хочу, чтобы ты повторяла мои ошибки. Забудь о нем, Сонда. Каким бы идеальным он не представлялся тебе сейчас. Есть скрытные люди — они умалчивают, не договаривают чего-то, но только потому, что таков склад их характера. А есть люди скрывающие. И тот груз, который они несут, не распаковывая, зачастую оказывается скелетом в шкафу… Ты ведь не хочешь, чтобы этот скелет попал в шкаф к тебе?
Сонда покачала головой. Никто не хочет этого. То, что рассказала ей мать, действительно напоминало ее собственную историю. Когда-то Сонда читала о том, что родители невольно программируют детей на повторение ими же пройденного пути. Дайан, напротив, пыталась обезопасить дочь, но, возможно, подсознательно эта программа была уже заложена… Хотя, в конечном итоге, ее мать не допустила роковой ошибки, она рассталась с этим Сирилом. Но почему Дайан решила, что Сирил и Кэрри руководствовались одним и тем же мотивом. Почему? Расспрашивать об этом мать Сонда не решилась.
Несмотря на то, что Дайан активно уговаривала дочь шить свадебное платье, а не покупать его, и даже предлагала ей личного портного, Сонда все же выбрала второй вариант. Времени до свадьбы оставалось совсем немного, но Сонду останавливало не это. Ей хотелось избежать многочисленных примерок, подгонок по фигуре, обсуждений модели и прочих мелочей, с которыми пришлось бы столкнуться, обращаясь к портному.
Чем больше Сонду раздражала предсвадебная лихорадка, тем сильнее она чувствовала, что совершенно не готова к замужеству. И не к замужеству вообще, а к браку с Эриком. Жених был с ней чуток, как никогда, и даже удивлял Сонду своей неожиданной страстностью. Прояви он свой пыл еще месяц назад, Сонда была бы рада такой перемене. Теперь же она героически подавляла в себе раздражение и утешала себя тем, что стерпится — слюбится.
Больше всего ее удручало то, что она не может объявить Эрику, что свадьба отменяется. Ей было чудовищно стыдно проявить бессердечность именно сейчас, когда она обнаружила ее в себе. Безусловно, те слова, которые говорил ей Кэрри, могли оказаться лишь ханжескими рассуждениями человека, у которого «рыльце в пушку», но суть их от этого не утрачивалась.
Сонда разрывалась от противоречивых чувств, неожиданно затопивших ее, как наводнение — Флориду, но все еще не теряла надежды на спасительную гавань, куда ее должно выбросить течение.
Зато надежду увидеться с Кэрри она потеряла окончательно. Иногда ее подмывало отправиться в «Шарминг плэйс» и попытаться узнать, кто же он на самом деле, но гордость останавливала ее.
Когда она пустилась в эту авантюру впервые, она не была влюблена в Кэрри, ею двигали какой-то почти охотничий азарт и любопытство. Теперь правила игры изменились: влюбленная женщина, по представлениям Сонды, не имела права навязываться предмету своей влюбленности. Правда, в последнее время она уже не так была уверена в этом, но все же…
