Сегодня же сделаю уборку. В худшем случае – завтра. После ланча.
Джина с поразительной удачливостью вытянула из стопки нужную папку и помчалась к миссис Уотсон.
До чего же я люблю свою работу! Она меня кормит, одевает, согревает, если я прихожу озябшей…
Денек выдался просто сумасшедший. Миссис Уотсон была не в духе. Это сильно отразилось на идеях Джины по оформлению каталога. Точнее на их воплощении.
– Джина, ну зачем же серебристый с белым? Возьмем что-нибудь другое. Оливковый с серым, например. Строго. И изысканно. Мы должны держать марку. И кто вас учил делать рамки?..
Боссов не выбирают, утешала себя Джина, но получалось как-то неубедительно.
А без четверти двенадцать позвонила Трейси Фитцджеральд и перенесла встречу на двенадцать тридцать. Ну как тут не обрадоваться?! Подумаешь, ланч испорчен. Подумаешь, перенести еще две встречи. Не в первый раз…
…и не в последний.
К вечеру весь мир виделся Джине в сером цвете с редкими алыми пятнышками. Она даже чуть-чуть всплакнула от усталости и злости. Наступили минуты, когда вся жизнь начала казаться ей бессмысленной и глупой. Для чего она столько лет отдала рисованию? Живопись, пожалуй, главная потребность ее души, а она заполняет свое время чем угодно, только не искусством, точнее тем, что очень похоже на сор от искусства… Неужели все, на что она, Джина, способна, – это писать отчеты, составлять тексты аудиоэкскурсий к выставкам и оформлять каталоги каких-то третьестепенных художников? И всю жизнь она каждый день должна будет слушать придирки начальницы, не этой, так другой?!
Словом, Мэган позвонила вовремя. У нее было какое-то загадочное чутье на моменты, когда подругам необходимо выговориться или выплакаться.
Должны же быть у человека добрые стороны?
– Теперь слушай меня внимательно, Джина. Твой рабочий день заканчивается через тридцать пять минут.
– О нет! Мне еще нужно…
– Через тридцать пять минут. Возьмешь работу на дом, если захочешь. А сейчас ты успокоишься, пойдешь в дамскую комнату, умоешься, припудришь лицо, чтобы я не испугалась тебя при встрече, и ровно в шесть выйдешь на крыльцо галереи. Я подвезу тебя.
– Мэг, ты чудо.
– Я это я. До встречи.
И гудки в трубке. Сама не зная зачем, Джина в точности выполнила все указания подруги. Это часто раздражало. У Мэган была странная власть над людьми. Она не стеснялась использовать ее даже на самых близких. Вполне возможно, что это была никакая не власть, а просто живой ум и поразительной силы интуиция, которая позволяла предугадывать именно то, что человек собирался сделать, и диктовать ему это… Во всяком случае, Джина испытывала к Мэган смешанные чувства. Мэг была, наверное, ее лучшей подругой, но отношения их удалось бы назвать разве что любяще-ненавидящими: в них была большая доля привязанности и привычки, много тепла, много соперничества и много стычек. Ну и два несостоявшихся романа. Романа Джины.
Нужно ли объяснять, кто нежданно-негаданно встал у нее на пути?
Странно, но, если речь не идет о большой любовной трагедии, подобные случаи только сближают подруг. Их связывает хотя бы желание отомстить, взять когда-нибудь реванш…
Джина вспоминала первого парня, которого Мэган отбила у нее еще в колледже. Ничего особенного тот субъект собой не представлял, кроме того что был чемпионом колледжа по шахматам. Да и не было у них с Джиной ничего серьезного, так, проводил два раза до дома, поцеловались неловко… Но при этих воспоминаниях где-то в душе вскипала обида на Мэган.
А машина подруги уже дежурила у крыльца.
Мэган была чуть выше Джины, не такой тонкой в кости, но очень фигуристой, носила длинные, вызывающе белые волосы и была сейчас одета в пурпурно-фиолетовый френч. Про таких, как она, говорят обычно «сногсшибательная».
«Привет!» – «Ну что, поехали? Кстати, ты не замерзла? Вот идиот!» Мэган любила не отвечать на приветствия, комкать пачки сигарет и бросать их прямо на пол, да и вообще совершать всякие «неожиданности».
– Ну рассказывай, какие новости и чем именно тебя так достала эта работа.
– Думаю, ты и сама все знаешь.
– Верно. Но если ты еще раз про это расскажешь, тебе станет легче. А если повторишь процедуру еще раза три-четыре, то эти переживания даже в твоих собственных глазах станут смешными.
На досуге Мэган читала популярные книжки по психологии и щедро раздавала советы налево и направо.
– Слушай, у меня не так уж много времени: родители ждут меня на ужин, и нужно еще привести себя в порядок.
– О, ужин? Обожаю ужины в твоем семействе! – Хищная улыбка скользнула по губам девушки.
– Мэган, не начинай, пожалуйста!.. – простонала Джина.
Не то чтобы ее родители были слишком суровыми и не то чтобы они враждовали с Мэган… Нет, мистер и миссис Конрад считались вполне милыми и очень воспитанными людьми. Но еще три года назад они попросили Джину по возможности не приглашать Мэган в их дом…
– Ладно, успокойся, в любом случае у меня на вечер совсем другие планы. А пока я хочу поболтать с подружкой в одном милом местечке.
«Милое местечко» на деле оказалось насквозь прокуренным баром с романтичным названием «Танцующий фламинго». Казалось, что даже скудный свет ламп не может пробраться сквозь клубы табачного дыма.
Джине пришлось долго бороться с желанием достать из сумочки салфетку и дышать сквозь нее.
Мэган же, напротив, чувствовала себя здесь как рыба в воде. Она неспешно потягивала через соломинку коктейль, словно растягивая удовольствие от самого пребывания здесь. Джина пыталась освоиться. У нее получилось не сразу.
– Итак, я жду подробного и обстоятельного рассказа о твоей жизни. – Мэган закурила.
– Новостей нет. – У Джины не было никакого желания вести здесь пространные беседы.
Мэг ведь знает, что я не люблю подобные заведения, что за все годы нашего общения ей так и не удалось привить мне любовь к ним, и все равно… Она издевается?
– Во всяком случае, рассказать всегда есть о чем.
– Правда? Тогда я с удовольствием послушаю тебя, – несколько раздраженно ответила Джина.
– Надеюсь, ты говоришь правду, – рассмеялась Мэган.
И пустилась в долгий и весьма детальный рассказ о своем новом приключении. Приключение оказалось седовласым и весьма известным в определенных кругах адвокатом. Отдельные замечания Мэган заставляли Джину краснеть, как школьницу. Странно, но именно в такие моменты Мэган, казалось, вела себя наиболее естественно: да, она показывала во всей полноте свой цинизм и прямолинейно-материалистическое отношение к жизни, но в этом не было и капли той надменности и холода, которые стали ее привычной маской. Мэган смеялась, по-мужски грубовато шутила – и была собой.
