брови.
— Да? — Он выразительно посмотрел на ее дорогую сумку, потом перевел взгляд на не менее дорогие туфли. — Как необычно для тебя. Воодушевляюще. Если только… — В янтарных глазах вспыхнуло недоверие. — Если только ты вообще не можешь на него полагаться. Так как сильно был расстроен твой отец?
Минти мысленно перебрала в уме имеющееся оружие, но ничего не подошло. Вряд ли его растрогают слезы, заигрывание тоже не годится. Ей нечем отвечать. Она решила, что лучше всего быть честной.
Она посмотрела на свою правую руку и повертела вокруг среднего пальца кольцо с лунным камнем. Левая рука выглядела голой; обручальное кольцо уже было снято. Ей нравилось последнее — не слишком большое, не кричащее и не из семейных реликвий.
Она глубоко вздохнула. Хорошо, честность. Насколько это может быть тяжело? Она вскинула голову и прямо посмотрела на Луку.
— Папа был в ярости. Дело не в том, что ему как-то особенно нравился Джо, а в том, что он хотел, чтобы я остепенилась. И он ненавидит публичность. Он решил, что мне нужна сильная любовь, поэтому закрытие моего фонда было самым безобидным решением с его стороны. Из-за того что я использовала фонд для открытия первого магазина, он запретил мне к ним приближаться.
— То есть к нам ты приехала в отчаянии? — сухо сказал Лука.
— О нет, — заверила Минти, стараясь говорить легким и беззаботным тоном. — Отчаяние означало бы согласие на одно из реалити-шоу, участие в котором мне предлагают, или попытку написать книгу. К тому же полным-полно галерей искусств, которые с готовностью сцапали бы меня. Но, веришь ты или нет, мне нужно больше. Я всегда читала отчеты собрания. Я думаю, что расширение — отличная идея, и я хотела бы стать частью этого.
— Я рад, что ты одобряешь наши планы. — Почему он говорит так язвительно? — Давай начистоту: помимо получения ежегодного чека ты годами не интересовалась «Ди Торе дольче» или Ошиа. А сейчас ты хочешь… чего? Переехать сюда? Или ты отводишь себе роль посла?
Минти прикусила губу. Вот чего она больше всего боялась — ее планы отбросят, даже не оценив, а идеи не станут и слушать.
Возможно, ей следует вернуться в Лондон. Перестать сражаться со своим правом от рождения, со своей судьбой. Поступить на работу в галерею в Западном Лондоне и поселиться вместе с одним из своих эксцентричных друзей. Вернуться в свет — отправиться в Хенли, Аскот, на охотничьи вечеринки и балы. Проверить, сможет ли она найти мужа, которому нужна не просто правильная спутница, способная устраивать хорошие вечера. Однажды ей это удалось, несмотря ни на что.
— Нет, мне нужно больше. Я все обдумала: я запланировала для себя роль, которая отлично впишется в цели совета.
— Да ладно, Минти. Ты читала бумаги? Отлично. Ты акционер. Ты должна знать, что происходит. Но это не значит, что если тебе наскучила твоя легкая жизнь в Лондоне, то ты сможешь быть полезной здесь. Или снова хочешь причинить мне боль, как той ночью?
Ладони Минти стали липкими, а во рту пересохло.
Минти вскинула подбородок и прямо посмотрела на него, как если бы это вообще ничего не значило.
— Я была молода, Лука, напугана, убита горем. Я не понимала, что делаю.
Не понимала, что они делают. Не понимала, что противник ее детства неожиданно стал для нее кем-то, к кому ее сильно тянуло.
— Не так уж молода, Минти. Через месяц ты была помолвлена. Это же была твоя первая помолвка? — добавил он.
Минти подавила истерический смешок. Если бы ее помолвка хотя бы отдаленно напоминала то, что было с Лукой. Барти был надежным, нетребовательным, но все еще мальчишкой.
Она хотела всего от Луки.
До того момента, когда он прогнал ее.
Она отогнала от себя нежелательные воспоминания.
— Роуз хотела, чтобы я стала частью бизнеса, — сказала она мягко. — Поэтому она оставила мне половину своих акций.
Лука посмотрел на Минти, в его глазах читалось сомнение.
Он закрыл глаза, а когда снова открыл их, сомнение исчезло.
— Хорошо, — сказал Лука. — У тебя две недели. Две недели, чтобы показать, что ты можешь работать. Если ты справишься, то останешься.
— Спасибо тебе, — сказала Минти. — Спасибо, ты не пожалеешь.
Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в рубашку из хлопка, и, прежде чем смогла удержаться, сделала вдох.
Она слишком хорошо его ощущала, его мускулы под своими руками, его рост, его силу. Ногу, которая касалась ее ног, плоскость его живота. Она знала, что, если немного поднять голову, ее рот окажется соблазнительно близко от пульсирующей жилки на его шее.
Что она делает? Она убрала руки и отошла назад.
Он все еще оставался в образе статуи эпохи Ренессанс. Лицо его ничего не выражало, глаза были закрыты.
Минти сглотнула и облизнула губы.
— Это много значит, — сказала она. — Твоя вера.
— Не сходи с ума.
Она отступила назад. Он что, намекает на ее неуместный телесный контакт?
— Я не очень-то доверяю тебе. И не думай, что ты начнешь с самого верха. Я всему здесь научился, пока ты нежилась у бассейна и флиртовала с местными парнями. Я работал в каждом отделе, от доставки до управления запасами, изучил работу изнутри. Две недели ты будешь делать то же самое. Одна жалоба, только одна, и все кончено. Ты продашь мне свои акции и никогда не вернешься в компанию снова. Тебе ясно?
— Ясно. Мы заключили сделку. Если я проиграю, ты купишь мои акции за полную рыночную стоимость и ни пенни меньше. Но я не собираюсь проигрывать.
Она широко улыбнулась. Вся ее прежняя уверенность ослабла.
— В таком случае… Нам лучше пойти и представить тебя совету. В конце концов, многие из них понятия не имею, кто ты такая. Ты готова? — Он указал на дверь, сохраняя между ними приличную дистанцию.
— Готова. — Она прошла к двери и подняла свою сумку, небрежно повесив ее на руку. Отлично. — Есть еще кое-что. Мне негде остановиться, а наличных и кредитных средств у меня не так много, и все это не так уж весело, как я думала. Могу я остановиться в своей старой комнате в доме? Только на несколько недель? Думаю, Роза тоже хотела бы этого, — добавила она, возможно, не слишком разумно. Лука оперся руками о стену по обе стороны от нее, пригвоздив ее к месту.
— Не дави на меня, Минти. Даже не пытайся снова играть со мной. Считай это предупреждением.
— Мне понимать ответ как нет?
Он резко отпустил ее.
— В твоей комнате все по-прежнему с тех пор,
