Против ветра - Александра Верева

— Я согласна, папа. Когда приступать к работе? Завтра?

— Нет, дочь, — в его взгляде сверкнула непоколебимая решительность, — ты не будешь здесь работать.

— Почему? — не поняла его решения, он столько раз предлагал мне поработать под его присмотром, что изменилось? — Я согласна на любую работу, которую ты предложишь.

— Это было раньше, и ты не соглашалась. Я жалел тебя, и сейчас понимаю, что напрасно.

А вот теперь мне действительно стало не до шуток. Он говорил со мной тем тоном, который обычно использовал при раздаче указаний подчиненным: строгим и безапелляционным.

— Папа…

— Что папа?

Я вижу, что слова отцу даются тяжело, его непреклонный взгляд не оставляет выбора, он уже все решил. Решил за меня. Но я никак не ожидала услышать то, что услышала.

— Работу ищи сама, это больше не моя забота. С этого дня я блокирую все твои кредитные карточки. Машину, которую я тебе подарил, также оставишь здесь на стоянке.

Я не могу поверить в то, что мой отец может так со мной поступить, так жестоко наказать свою единственную любимую дочь за допущенную оплошность. Я ведь никого не убила, наркотики в руках даже не держала, ничего не украла. За что он так со мной? Отрекся от своей кровиночки из-за каких-то несчастных сорока восьми с лишним тысяч евро. Он тратил на меня гораздо больше и никогда не попрекал этим. От обиды к горлу подкатил ком и, чтобы не расплакаться, я прикусила язык и отрицательно покачала головой, показывая, что не согласна с его решением.

Отец остановился возле меня и холодно произнес:

— Не хочешь, как хочешь. Заправлять машину будешь за свои деньги. Если что-то сломается или сломают — ремонт за твой счет. Ключи от квартиры, будь добра, положи на стол.

Я захлебнулась от нахлынувшей обиды:

— Ты выгоняешь меня из моей собственной квартиры? — слезы, вопреки желанию навернулись на глаза сами собой, готовые с секунды на секунду выплеснуться через край. — Родную дочь на улицу?

— Ника, — я радостно встрепенулась, услышав имя, которым он меня всегда называл. Может он это все не серьезно? Просто решил припугнуть? — Эта квартира моя, она оформлена на меня, и ты все равно не сможешь оплачивать коммунальные платежи, не имея достойной зарплаты.

Я решила больше не сдерживать дрожь в голосе и отпустила слезы, надеясь, что уловка подействует, отец смягчится и изменит свое решение.

— Где мне тогда жить? Под мостом? — произнесла грудным сдавленным голосом и смахнула покатившиеся по щекам слезы.

— Зачем под мостом? У тебя есть собственная квартира.

— В смысле есть квартира? — удивилась очередному неожиданному заявлению, округлив глаза.

Отец сел в кресло, скрепив руки перед собой в замок. На меня с упреком пристально смотрели родные дымчато-серые глаза, на высокий лоб налезла хмурая складка, не обещающая ничего хорошего.

— Ты не помнишь? Твоя бабушка оставила тебе в наследство двухкомнатную квартиру в одном из старых районов. Мы ходили к нотариусу в прошлом году, заверяли документы.

Я лишь отрицательно покачала головой. Отец нахмурился еще больше.

— Адрес сброшу тебе на телефон, если ты его не помнишь. Ключи возьмешь у Нины Ивановны, соседки по площадке из тридцать третьей квартиры.

Я совсем забыла об этом. Да, отец что-то говорил мне насчет квартиры более года назад, когда умерла моя бабушка по материнской линии, но я не придала этому никакого значения. Мы не были с ней близки, виделись всего несколько раз, и то наверное когда еще была жива мама. Поэтому данная потеря меня даже не расстроила, и я сразу же об этом забыла. Родитель всегда все дела решал сам. Одной квартирой больше, одной меньше, меня это никогда не волновало.

Отец продолжал хмуро буравить меня взглядом. Нужно подождать, пусть успокоится, затем можно будет поговорить еще раз.

— А мои вещи? Мне нужно забрать мои вещи, или ты их тоже оставишь себе? — упавшим тоном спросила я.

Ни один мускул не дрогнул на его лице. Неужели у меня нет шансов выпросить себе прощение?

— Твои вещи мой водитель сейчас пакует и отвезет на твою новую старую квартиру.

Я ошеломлена услышанным.

— Борис сейчас копается в моих вещах?

— Не копается, а складывает в чемоданы. Ничего, переживешь, он аккуратный парень, сделает все как положено.

Я с ужасом представила как чужие немытые мужские руки копошатся в моем нижнем белье, причем весьма дорогом. Некоторые комплекты куплены у ведущих европейских модельеров и являются эксклюзивными моделями, выпущенными в ограниченном количестве. Не дай бог с ними что-то случится, вовек не расплатится, кредит будет брать. А средства женской гигиены? У меня же забита ими целая полка комода. Это тоже он будет собирать? От этих мыслей по спине пробежала волна брезгливости.

Отца мало волнуют мои проблемы. Он зол и не хочет уступать ни на йоту. В данный момент его не переубедить.

— Дочь, ты совсем не думаешь о будущем, о том, что тебя ждет в жизни, и я сам в этом виноват, — продолжил он в том же официальном тоне, от которого всегда становилось не по себе. — Я слишком люблю тебя и балую, но ты воспринимаешь это как должное, не осознавая и не понимая, сколько сил я вкладываю, чтобы обеспечить твое беззаботное будущее. Я не хочу, чтобы какой-нибудь мудак облапошил тебя, оставив ни с чем, но похоже, что дело идет к этому.

— Ты опять про Славу? — в душе стало нарастать возмущение, так как я четко понимала на кого направлены его слова. — Папа, давай не будем начинать этот разговор. Я тебя сто раз просила!

— Я буду начинать снова и снова, столько сколько понадобиться, пока у тебя не откроются глаза, и ты не поймешь во что вляпалась. Как любой любящий отец я хочу, чтобы рядом с тобой был хороший и порядочный человек, который сможет позаботиться о тебе, о ваших детях, о вашем будущем, а не это недоразумение, которое бесстыже пользуется тобой.

Я не выдержала и вскочила с места. Как он может так говорить? Он ничего не знает, не понимает и не хочет понимать. Он совсем забыл, что значит быть молодым и активным. Сейчас не те времена!

— Папа, Слава порядочный человек и очень меня любит.

— Деньги он твои любит, а не тебя! — твердо заявил отец.

— Неправда, он вполне перспективный блогер, хорошо зарабатывает и вполне может обеспечить и себя, и меня!

— Я в этом не уверен, — жестко парировал он.

— Как ты можешь говорить о