информации. И не приносят кормить… Вы мне в этом можете помочь?
— Какого сына? — Дергает женщина бровью. — У вас в документах только дочь…
Меня накрывает. Я кладу дочку в люльку и делаю над собой тяжелое усилие, поднимаясь на ноги.
— Покажите мне… — выхватываю карточку.
Пробегаюсь глазами по строчкам. Родила в шесть двадцать пять утра, девочку, вес, рост… и не слова о двойне!
— Но это же бред! — Кричу. — Вам любое УЗИ подтвердит, что детей было двое! Вот, вот, следы от степлера! Они замерили эпикриз! Отдайте мне ребенка! Вы слышите, твари, вы, а не люди!
— Вот видите! — Восклицает заведующая. — Женщина не в себе! Сочиняет сказки! Ее нужно лечить… А потом вопрос с детьми решать! Света, сбегай, принеси укольчик…
— Это вас всех здесь нужно лечить! — Рычу и загораживаю собой люльку. — Только попробуйте подойти к ребенку… И сильно об этом пожалеете. А себе колоть я тоже что-то запрещаю!
Медсестра толпится исполнять распоряжение, но вдруг вжимается в дверной косяк.
— Что здесь происходит? — Раздаётся из коридора мужской басистый голос.
А ещё через пару секунд я вижу его владельца.
Алферов… приехал.
Не справившись с эмоциями облегчения, я оседаю прямо на пол возле кровати и начинаю рыдать.
— Настя! Настя! — Мгновенно узнав, бросается ко меня Алексей. — Господи, как ты здесь оказалась? Что с тобой…
Он обводит шокированным взглядом мою окровавленную ночнушку и подхватывает под руки, втягивая обратно на кровать.
Ему это не составляет труда. Он все такой же… огромный.
Вцепляюсь в воротник его пиджака.
— Я родила двойню. Ваших сына и дочь. Алексей Михайлович… Они… — бросаю злой взгляд на женщин. — Эти люди хотят отдать кому-то сына. Сначала предлагали деньги, а когда я отказалась, решили выставить меня сумасшедшей! Сделайте что-нибудь! Это ваши дети!
— Тише, тише… — гладит меня по голове Алексей. — Успокойся. Мы сейчас все решим. Где мальчик? — Вдруг рявкает Алферов. — Кто может ответить мне по существу, что происходит?
— Да что вы! Что вы! — Смекнув, что пахнет жареным, оживает врач детского. — Мамочка нас неправильно поняла. Мы предложили ей выписаться с девочкой домой, а нам оставить мальчика чуть-чуть подрастить его. Понимаете? Покормим, позагораем. С ним все прекрасно…
— Вы можете его принести? — Хмурится Алексей.
— Я сейчас все узнаю, — пятится она к двери.
— А я помогу, — сбегает за ней медсестра.
— Побыстрее, — рявкает Алферов им в след.
— Выходит, — бросает взгляд на заведующую роддомом Ставронская, — я тут действительно не нужна. Проводите ка меня…
— Вот видите, как бывает, Алевтина Арчибальновна, хотим как лучше… — щебечет заведующая. — Вот невозможно работать. Отдыхайте, мамочка…
Они обе резво скрываются за дверью.
Мы с Алферовым остаемся в палате одни.
Я судорожно выдыхаю и зажимаю виски. Голова раскалывается. Нанервничалась, накричалась…
Алексей переводит взгляд с меня на люльку с малышкой и разводит руками.
— Ну… Настя, я жду объяснений. Если ты, конечно, хочешь моей помощи.
Настя
— Вы же знаете, — говорю тихо. — Вы же знаете, наверное, что Кудрявцевым я не родная. Мы с Илоной маленькими познакомились в детском лагере спортивном. Дружили…
Алферов отходит от детской люльки и останавливается возле окна ко мне спиной, задумчиво смотря в темноту.
— Продолжай, — кивает.
— Меня в детском доме обижали сильно, — рассказываю ему то, что уже не вспоминала много лет. — За то что глаза разного цвета. Вот после одной из драк Илона меня домой и привела. Вцепилась и уговорила родителей меня удочерить. Как они согласились — не понятно. Мы продолжили кататься вместе. Вообще все делали вместе! А потом в шестнадцать на отборочных соревнованиях меня взяли в юношескую сборную, а Илону нет. Это было первый раз, когда мы расстались на пол года. Я уехала в Москву. Но неожиданно, у Илоны хорошо пошла рекламная сфера. Ее начали снимать, приглашать даже на показы. Она быстро влилась в тусовку и перестала на меня злиться. Потом у меня случилась травма. Пришлось вернуться домой. В арену тренером устроиться. Мы с вами примерно в это время и познакомились.
— Да, — кивает Алферов. — Это был твой день рождения. Я помню.
— Верно… — вздыхаю. — Там Илона сказала, что вы на ней не женитесь, если она вам не родит. А сама она не может. Из-за диет сбит цикл и…
— И ты согласилась помочь, — зло хмыкая, поворачивается ко мне лицом Алексей. — Какая жертвенная дурость!
— Вам не понять, — дышу глубоко, чтобы не зарыдать. — Илона дала мне все! Семью, профессию. Вы же понимаете, что без нее я бы так и осталась девочкой из детского дома!
— Илона ненавидела фигурное катание, — отвечает мне Алферов. — Ваша мать видела в этом свою несостоявшуюся мечту…
— Это не правда! — Вскрикиваю. — Евгения Павловна желала нам только добра! Она столько денег и времени в нас вложила!
— Да, — хмыкаю, — надеялась, что Илона подтянется за тобой…
— Перестаньте! — Сжимаю кулаки. — Вы не знаете о чем говорите!
— О, — хмыкает он. — Я за последние пол года столько раз слышал пьяный бред Евгении Павловны… Что поверь, имею право набросать примерную картинку вашей с Илоной жизни. И если они такие хорошие родители, почему же ты им не созналась, что беременна? А?! Не попросила помощи?!
Обнимаю себя за плечи, чтобы унять дрожь.
— Потому что… Я не приехала проводить Илону. Лежала на сохрании после нашей последней встречи. Мама… Евгения Павловна и Роман Сергеевич меня не поняли. А ещё они считали, что это я виновата в ее гибели. Что мы тогда поругались, и она села за руль на эмоциях… Господи! — Закрываю лицо руками.
— Она обдолбаная была… — говорит Алексей.
— Я знаю, — вздыхаю. — Я тогда сразу поняла, почему детей не получалось выносить. Сказала, что пока она не станет чистой, детей не отдам.
— Ну ладно я, как дурак, согласился на идею с ЭКО, — резко разворачивается Алексей. — Посто тупо не было времени лазить по врачам и со здоровьем разбираться. Но как тебя пропустили в клинике?
— Только фамилию спросили. А в паспортах мы похожи. Обе перед соревнованиями в форме и с пучками на голове…
— Твою ж мать! — Психует Алферов. — Сука! Какая же подлая сука, а?! Она мне о тебе ни слова не сказала!
— Я боялась, что сказала, — шепчу. — Боялась, что вы все-таки детей заберете…
Осекаюсь, потому что дверь в палату открывается. Медсестра детского заносит ребенка.
— Вот мамочка, — говорит елейно. — Ваш сынок. А Вы тут переживали…
Я вцеплюсь в него обеими руками и прижимаю к груди. Вглядываюсь в черты лица, убеждаясь, что принесли моего, и поднимаю глаза на медсестру.
— Выйдете, пожалуйста.
— Конечно, конечно, — смывается она.
Я даю
