его одежду или декор. Я жду оглашения завещания бабушки.
Понятное дело, ему тяжело. Черт, это тяжело для нас обоих! Но чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.
Плохо то, что мои родители не сочти нужным отказаться от путешествия, и потому присутствую только я.
Хотя стоп, должен быть еще кто-то. Чарльз утверждает, что нужно подождать. Но кого? На это Чарльз не дает ответа.
Все любопытнее и любопытнее, как сказала бы моя бабушка, обожающая Алису в Стране чудес.
Я не отвечаю на улыбку Чарльза, поправляю галстук и перевожу взгляд на часы. Этот кто-то опаздывает уже на двадцать минут.
— У нас обоих дела, Чарльз. — Я снова смотрю на адвоката, пытаясь говорить твердым тоном, потому что, честно говоря, заниматься мне особо нечем. Прошел месяц с тех пор, как умерла бабушка. Целый месяц. И ничто не может заполнить пустоту, оставшуюся после нее. Я пытался. Перепробовал все. — Не понимаю, почему мы не можем покончить с этим прямо сейчас?
— Я обещал твоей бабушке, что выполню все ее пожелания.
— Если меня заставляют ждать кого-то, я заслуживаю знать хотя бы имя этого человека. Ну же, Чарльз, если только вам не удалось откопать какого-нибудь дальнего родственника, о котором никто никогда не слышал, и заявить, что Кэтрин полностью…
— Сожалею, что опоздала!
Запыхавшийся голос проникает через тяжелую дубовую дверь в кабинет Чарльза. Его секретарша распахивает дверь:
— Мистер Макалистер, прибыла мисс Эванс.
Он вскакивает, вытирая ладони о брюки.
— Спасибо, Трейси.
И шагает вперед, глядя на женщину, о которой я слышал, но еще не видел.
Мисс Эванс?
Что, черт возьми, происходит?!
Какой-то звоночек звенит глубоко в моем подсознании. Легкая хрипотца в этом женственном тоне. Не поддающийся идентификации акцент.
Я встаю и поворачиваюсь, чтобы поприветствовать гостью.
И земля уходит у меня из-под ног.
Зрение сужается при виде ее.
Саммер.
Этого не может быть!
Я заставляю себя выпрямиться, импульсивно разглаживаю галстук, не в силах верить собственным глазам. Сначала я замечаю копну светлых волос и кожу, слишком много открытой кожи для осенней Шотландии. И одежда настолько неподходящая, будто она зашла в благотворительный магазин и не обратила внимания ни на размер, ни на цвет. Ее ботинки так же поношены, как и сумка, вероятно, очень тяжелая.
Где, черт возьми, она, по ее мнению, находится?! Ее наряд больше подходит для прогулки по солнечным пляжам Бали, чем по улицам Эдинбурга в сырую и унылую осеннюю пору.
Неужели не понимает, какой сейчас сезон? Неужели ее не волнует, насколько неуместно она выглядит?
Хотя да, это же Саммер, которую никогда не заботило чье-либо мнение, кроме собственного.
Я встречаюсь с ней взглядом. Саммер. Саммер Эванс. Та, которую мы так долго ждали и на присутствии которой настояла бабушка.
На меня нахлынули тысячи воспоминаний, и мое сердце заколотилось в груди.
Она улыбается мне, а ее взгляд переносит меня на двадцать лет назад, к тем же ярко-голубым глазам, к той же бунтарской усмешке.
Я резко отвожу взгляд и накидываюсь на Чарльза:
— Какого черта она здесь делает?!
Его улыбка гаснет.
— Давайте присядем, и я все объясню.
— Я тоже рада тебя видеть. — Она обращается ко мне.
Ее голос тверд, а в ее глазах читается намек на то, что я хотел бы считать раскаянием.
Правда, она никогда не страдала угрызениями совести.
Откуда, черт возьми, она взялась?! Где была все это время?
И, что более важно, почему она здесь?
Она сжала сумку так крепко, что побелели костяшки пальцев. В комнате воцаряется тишина, все смотрят на меня.
— Ну что, присядем? — спрашивает она.
Присесть? С ней? Чтобы услышать завещание моей бабушки? Это, должно быть, шутка.
Какая-то странная, извращенная шутка.
— Да, давайте присядем.
Чарльз жестом указывает ей на стул, помогает пристроить сумку, а я просто стою как дурак и смотрю на нее. На улице льет как из ведра, ее голые руки блестят от воды, одежда прилипает к коже.
Я словно снова на озере, как более двух десятилетий назад. И пожар, столь же мгновенный, сколь нежелательный, вспыхивает внутри меня.
— Могу я предложить вам что-нибудь выпить, мисс Эванс?
— Воды было бы прекрасно.
Чарльз, словно компенсируя мою враждебность, изо всех сил пытается вести себя как ни в чем не бывало. В конце концов, если бабушка хотела, чтобы она находилась здесь, мне нужно вести себя достойно.
Я сажусь на свое место, пытаясь сдерживать внутреннюю бурю.
О, бабушка, что ты наделала?
Саммер
— Что бабушка сделала?!
Я слегка подпрыгиваю на стуле от крика Эдварда. И неизвестно, что хуже, — его приветствие или реакция на завещание.
Не могу его винить ни в том ни в другом.
Я ошеломлена не меньше его. Фактически лишилась дара речи. Большая редкость для меня.
Макалистер вытирает лоб, его морщины становятся глубже. Бедняга.
— Т-ты хочешь, чтобы я прочитал все заново?
Эдвард в гневе. В сильном гневе. И его внешний вид словно подчеркивает этот гнев. Строгий покрой темно-синего костюма, тщательно ухоженные и зачесанные назад каштановые волосы, легкая щетина подчеркивает выдающиеся скулы и сильную челюсть.
Это уже не тот гладко выбритый двадцатилетний парень, которого я встретила много лет назад, бывший ученик государственной школы, с тихой улыбкой и милым характером.
Сейчас передо мной мужчина, за плечами которого груз прожитых лет, богатства и успеха.
— Нет, не нужно читать. Я все понял. Просто… — Его шоколадно-карие глаза, острые как бритва, скользят по мне, мое сердце непроизвольно подпрыгивает. Я даже не успеваю прийти в себя, как он снова смотрит на Макалистера, в глубине его глаз вспыхивает обвинение. — Она, видимо, плохо соображала. Ты должен был, — он машет рукой, — убедиться в том, что она принимала эти решения в здравом уме и памяти.
— Эдвард! Не смей сомневаться в разуме Кэтрин. Она была вменяема.
— Правда?
Он смотрит на меня в упор, и я не могу дышать от его эмоций. Гнев. Ненависть. Боль.
Он сжимает ближайший ко мне конец подлокотника, вены на его руке вздуваются, тело излучает физическую силу, которой он раньше не обладал.
— Откуда ты знаешь, если не видела ее последние двадцать лет?
В яблочко!
— Я всегда находилась рядом, — тихо возражаю я, мои щеки горят от его вопроса.
— Рядом? — Его губы растягиваются в жуткой улыбке. — Вот, значит, как ты это называешь?
— Тише, тише, — в нашу перебранку вмешивается мистер Макалистер. — Можем ли мы сосредоточиться на главном? Кэтрин знала, что это станет, скажем так, шоком. Но она была очень ясна
