Завершив поход по магазинам, в результате которого у Джеллис появилась новая дубленка и теплые ботинки, они позавтракали в Дувре, и Себастьен спросил у официанта, нет ли в кафе комнаты, где его жена могла бы покормить и переодеть ребенка. К большому удивлению Джеллис, такая комната у них нашлась. «Если бы я была одна, они отнеслись бы ко мне с сочувствием, но отказали бы. Благодаря Себастьену все оказалось как нельзя лучше».
Погрузившись в грустные размышления, она начала кормить сына, а муж ее тем временем вышел полюбоваться на древний город.
Когда он вернулся, она заметила, что он не просто осматривал достопримечательности. В руках Себастьен держал несколько больших пакетов, но когда она спросила его, что это, он просто улыбнулся ей в ответ.
Автомобильная компания отвезла их домой, а потом Себастьен занес в дом пакеты и детское креслице, и они отправились в деревню. Себастьен вез коляску. У него был немного глуповатый вид, однако Джеллис не собиралась говорить ему об этом.
— Люди будут смотреть на тебя, — тихо предупредила она его. — Им интересно узнать, где ты был.
Он искоса взглянул на нее и улыбнулся.
— Хотя Тереза, это медсестра, — объяснила Джеллис, — из-за твоего загара решила, что ты, скорее всего, не сидел в тюрьме.
Улыбка его стала шире, в карих глазах запрыгали лукавые смешинки.
— Ну и что же должен сказать старина Себастьен? — спросил он.
— Что-нибудь… оскорбительное.
— В таком случае я придумаю что-нибудь этакое. Может, мой английский не так уж хорош? Non?[7]
— Non, — с радостной улыбкой согласилась она, а потом рассмеялась и покачала головой. «Как все это напоминает прежние времена! Такая очаровательная чепуха. Но раньше этого не было, — предостерегла она себя. — И никогда не повторится вновь».
— В чем дело? — тихо спросил Себастьен, и Джеллис вымученно улыбнулась и покачала головой.
— Я могла бы сама заплатить за пальто и ботинки, — тихо произнесла она.
— Да, — мягко согласился он.
— Если бы ты не потерял память, все было бы по-другому. Но ты потерял ее, и тебе не нужно искупать свою вину.
— Да, Джеллис, но все же я буду делать это. Я хочу быть тебе нужным. Сейчас легко проявлять щедрость. Жаль, что я не был таким щедрым раньше. Или что вел себя неправильно. Наверное, тогда… — Он замолк и сделал странный жест, словно отряхивался от чего-то.
— Не надо, — быстро попросила она. — Давай не будем об этом говорить.
Он кивнул.
— А куда мы пойдем за елкой?
— В лавку зеленщика. Это там, впереди.
— А этот зеленщик… не слишком любопытный?
Джеллис улыбнулась и покачала головой.
— Тогда держи меня за руку. Меня так долго не было, и мы…
«Любовники? И безмерно счастливы, что снова вместе?»
—… счастливы, что снова соединились, — закончил Себастьен фразу. Однако вряд ли можно было назвать его голос счастливым. Скорее печальным. И подавленным.
«А что я скажу жителям деревни, когда к нему вернется память? — Джеллис не знала даже, что и подумать. — Наверное, мне придется придерживаться старой версии, что он что-то там исследует… И будет время от времени приезжать, чтобы проведать ребенка…»
Она тихо, как всегда, поговорила с зеленщиком. С Себастьеном она разговаривала по-французски. И не совсем была уверена, удалось ли ей скрыть тоску, светившуюся в ее глазах, когда она смотрела на мужа.
Себастьен заплатил за елку — самую большую, которая оказалась в магазине, набрал великое множество овощей и все упаковал, когда они завершили обход по магазинам.
Зеленщик предложил доставить им елку. Сказал, что ему это по пути.
Себастьен поблагодарил его на страшно ломаном английском, и Джеллис закусила губу.
— Что еще будем покупать? — неуверенно спросила она, когда они вышли на улицу.
— Мясо. Твой холодильник завален консервами, но приготовить суп не из чего… — Они проходили мимо стайки местных сплетниц, и Себастьен быстро переключился на французский. Потом одарил женщин очаровательнейшей улыбкой, и те расступились, пропуская их с коляской. Одна из женщин, очевидно, самая смелая, насколько могла, задержала их продвижение вперед и даже сумела взглянуть на младенца и бросить косой взгляд на Себастьена. Глаза его удивленно вспыхнули, женщина покраснела и отошла в сторону.
— Наверное, у тебя горят уши?
— Еще как! — согласился он. Остановившись возле лавки мясника, он приказал ей: — Подожди здесь. Я вернусь через минуту.
— Не думаю, что мясник говорит по-французски, — немного удивленно предупредила его Джеллис, но Себастьен лишь молча поглядел на нее из-под ресниц.
— Мой английский все время совершенствуется, — надменно произнес он. — В любом случае я могу и указать… — и оставив Джеллис с легкой улыбкой на устах, он исчез за дверью лавки. Из нескольких магазинчиков доносились веселые песни. Джеллис посмотрела на серое небо и подумала, что скоро снова пойдет снег.
«Останется ли он здесь на Рождество? Будут ли под елкой подарки? А индейка?» Она не знала, как его об этом спросить. Но пока они брели домой, эти мысли отравляли ей настроение, ее мучили предчувствия, от которых она никак не могла избавиться.
Себастьен зажег огонь в камине, а Джеллис разобрала покупки. Получился настоящий спектакль, в котором участвовала вся деревня. Но все же что-то было не так. Как-то слишком претенциозно, вроде напоказ.
Привезли елку, ее установили и украсили игрушками, которые Себастьен купил в Дувре. Но все же царила какая-то напряженность и грусть. На улице среди людей им было как-то легче. Но здесь, дома, стало не по себе. Джеллис хотелось прикоснуться к нему, обнять, рассмеяться вместе с ним. Она жаждала разделить их общие воспоминания, воспоминания, которые теперь покинули его.
Они не слишком много говорили, однако не раз Джеллис ловила на себе его взгляд. Между ними снова нарастало напряжение, и с каждым часом оно становилось все более гнетущим.
Джеллис не знала, отчего так скован Себастьен, может, потому, что понимал, что она чувствует, и боялся, что Джеллис что-нибудь выкинет, скажет нечто такое, что все изменит. Она знала только то, что долго этого не выдержит. Разговор между ними стал еще более зыбким, случайные прикосновения — кошмарными, и Джеллис становилась все более рассеянной и забывчивой.
Она отправилась спать, плохо представляя себе, как ей удалось пережить этот день. А утром, ни о чем не думая и ничего не видя вокруг себя, она вошла в ванную и увидела там Себастьена. Он брился. Торс его был обнажен, лишь бедра обернуты полотенцем.
Застыв в дверном проеме, с остановившимся взглядом Джеллис. смотрела, как он соскреб последние хлопья мыльной пены с подбородка, промыл в раковине бритву. Неожиданно она вскрикнула с непонятным для самой себя отчаянием. Он замер и пристально посмотрел на нее в затуманенное паром зеркало. Глаза его сверкали.
