Вот так история. Неужели он желает продолжить поцелуи на рабочем месте и опасается, что помешают?
Помедлив мгновение, Кайли все-таки выполнила указание. В случае чего, бегает она быстро.
Да ну, смешно. Скорее всего, речь идет об очередной рабочей тайне, не более.
— Садитесь.
Кайли села на краешек кресла для посетителей, сложила руки на коленях, сильно стиснув ладони. Дэвид все так же смотрел в монитор, причем не рассеянно, а напряженно. Кайли видела, что он не читает. Читал бы — глаза бы двигались. А так уставился в одну точку, и все. Что там такое важное, на экране этом? Фотография английской королевы в обнаженном виде?
Наконец Дэвид оторвался от созерцания ноутбука, но посмотрел не на Кайли, а куда-то ей за плечо. И помолчал еще несколько секунд, лишь затем обронив:
— У меня к вам дело, мисс Уильямс.
— Я поняла. — Кайли на всякий случай мило улыбнулась. Вдруг у шефа несварение желудка, и его мрачный вид — вовсе не из-за нее.
— Это касается сделок с «Брэдли Инкорпорейтед» и «Филадельфией текникс». Вы ничего не хотите мне рассказать?
Кайли похолодела.
Он знает.
Быть того не может.
Она сглотнула, крепче сжала колени. Может быть, и нет. Может, она какую-то бумажку неправильно оформила, в письме глупость написала, или еще что-то.
— Я где-то ошиблась?
— Нет, — горько сказал Дэвид, — это я, похоже, ошибся. В вас. Мне не хочется долго говорить об этом. Сегодня утром мистер Тиммонс, начальник нашей службы безопасности, сообщил мне, что вы отправляли информацию нашим конкурентам, фирме «Викед». Материалы пересланы им с вашего компьютера. Согласно видеозаписи, в это время за компьютером сидели именно вы, и никто другой. Вы это сделали. Зачем?
Небо не упало, но казалось, будто оно трещит над головою и давит, давит неизбежностью падения. Кайли стало очень зябко, и навалился такой стыд, какого она и вообразить себе не могла. Она иногда представляла, что Дэвид все узнает, только не предполагала, что это будет так ужасно — когда он смотрит мимо нее и говорит сухим, словно пожилое дерево, голосом.
— Мистер Элсон… — начала она и снова сглотнула — теперь уже подступающие слезы. — Мистер Элсон, простите меня…
Что толку оправдываться? Она совершила преступление и знала, расплата будет. Рано или поздно. Ну вот, расплата и пришла.
— Значит, вы даже не отрицаете.
Кайли молча покачала головой. Смотреть на Дэвида было непереносимо, и она стала смотреть в пол — на чистое, пропылесосенное уборщицей ковровое покрытие.
— Тогда наш с вами разговор будет коротким. Вы шпионили для чужой фирмы, втерлись ко мне в доверие. Я жестоко в вас разочарован. Впрочем, для такой расчетливой особы, как вы, мое разочарование ничего не значит.
Кайли снова мотнула головой — теперь уже яростнее и резче.
— Нет, значит. Мистер Элсон, позвольте, я объясню…
— Никаких объяснений я от вас не хочу слышать. Вы шпионка. Вы хладнокровно сливали информацию. Какие тут могут быть объяснения? Зачем?
Нет, это не сухость старого дерева, подумала Кайли. Это безводная пустыня Сахара, где на сотни километров только колючки, верблюды и бедуины, — вот что такое его голос. Но она должна, должна хотя бы донести до него почему…
— Мистер Элсон…
— Убирайтесь! — хрипло каркнул он, и Кайли съежилась. Она была виновата и не могла отстаивать свои права. Никак. — Чтоб я вас через пять минут тут не видел! Поработаю денек без секретарши. Все дела по увольнению — с Джоан, а я вас больше видеть не желаю.
Только не заплакать, думала Кайли. Она собралась с духом, подняла голову и поглядела на Дэвида.
Он наконец-то смотрел на нее в упор: на ее красные от стыда щеки, блестящие от непролив- шихся слез глаза и трясущиеся губы.
Что за жалкое зрелище.
— Мистер Элсон, я вовсе…
— Вы отправляли конкурентам информацию. Это так?
— Так.
— Вон!
Он махнул рукой, указывая на дверь, которую несколько минут назад сам же и велел запереть.
— Вон, мисс Уильямс! С меня хватит вашего вранья. Это все.
— Дайте мне объясниться! — взмолилась Кайли.
— Нет. — И это было окончательное «нет». — Уходите. И ни слова больше.
Кайли встала (ноги были ватные, и она даже удивилась, почему они не подогнулись) и медленно пошла к двери. Открыв ее, оглянулась. Но Элсон повернулся к столу спиной, вместе с креслом, так что Кайли увидела только высокую кожаную спинку. Ну и ладно. Ну и пускай.
Глотая слезы, которые наконец-то полились из глаз, она вышла.
Дэвид стиснул шариковую ручку так, что в кулаке жалобно хрустнуло. Пластмасса не выдержала начальничьего гнева. Да черт с ней, с пластмассой. Что теперь делать со своим сердцем — вот что хорошо бы решить.
Он поступил, как и должен поступить начальник, уличивший подчиненного в промышленном шпионаже. Выгнал. С треском. Пусть мисс Уильямс скажет спасибо, что он не укажет настоящую причину увольнения ни в каких бумагах. Вообще-то за это под суд отдают. Тиммонс предлагал.
Дэвид Кайли пожалел.
Он не должен был ее жалеть — и все-таки делал это, потому что она ему нравилась, черт возьми, и он ее хотел — хотел для себя. А она улыбалась, отвечала на шутки, ходила с ним пить кофе — и все время непрерывно обманывала.
Может ли такое быть, что она кокетничала с ним специально, держалась вроде бы недотрогой, а на самом деле у нее имелись далеко идущие планы? Может ли быть, что Кайли Уильямс обманула его даже в этом — в искреннем восторге от совместного времяпрепровождения, в теплых словах, в коротких взглядах из-под пушистых ресниц? Говорят, что мужчины плохо разбираются в женщинах, им нужно все разжевать да в рот положить — и это, похоже, так. Дэвид, который считал себя специалистом по людским душам, людей вообще любил и сотрудничал с ними легко и весело, теперь не мог понять: ну неужели же Кайли его обманула? Всею собой?
Как может человек быть насквозь лживым, лгать в мелочах, обманывать по-крупному и между тем улыбаться ласково, и сама эта улыбка — ложь? Как теперь вообще можно кому-то довериться? Дэвид представил, что встречает однажды девушку своей мечты (после того как забудет Кайли, конечно) — темненькую, большеглазую, похожую на испуганного олененка, которая легонько красит губы бледно-розовой помадой и восхищается искусством ранних фламандцев. И он говорит ей какие-то нежные слова, а она щебечет что-то в ответ… И вот тогда-то он познает сполна, что значит недоверие! Он будет пробовать на зуб каждое ее слово, каждый шаг, каждый жест проверять станет — и все равно никогда до конца не уверится, что она играет с ним начистоту!
