— Я тоже тебя люблю, — прошептал он. По щекам Николь потекли слезы — в который уже раз последние дни!
— Я знаю. Но любви не…
Шарль Франсуа снова поцеловал ее, и, несмотря на свои слова, Николь ответила на поцелуй. Одной рукой она обняла его за шею, другой — погладила щеку.
— Но одной любви мало… — Ее голос дрожал.
— Любовь — это все, она всесильна! А остальное ничего не значит!
— Неправда! Любовь не может сделать наши мечты явью!
— Моей мечтой всегда была ты, Николь!
— Сначала, да. Но потом ты потерял ко мне интерес. И я тебя не виню. — Она говорила быстро. — Мужчине нужно выделиться, чего-то добиться! Твой бизнес именно то, что нужно.
— Что ты говоришь? Эту компанию я создал для нас! — Шарль Франсуа сердито нахмурился: — И я горжусь тем, что сделал! Я думал, ты тоже.
— Ну да…Я…
— Хочешь сказать, что мое стремление добиться успеха ничего не значит для тебя? Тебе не нравится твоя жизнь?
— Я была бы счастлива, если бы мы жили в той квартире в на Монмартре!
— В этой помойке?
— Это был бы наш дом.
— Я, кажется, понимаю. У нас было нечто похожее: подержанная мебель, купленный на распродаже ковер…
— Ну, не все было идеально.
— Америку открыла!
— По крайней мере, мы выбирали все это сами, за нас не работал какой-то там дизайнер!
— Какой-то там? — Шарль Франсуа прищурился.
Николь вошла в раж:
— Может, тебе все это по вкусу. Миниатюрные стульчики, на которых с трудом помещаешься. Огромные скользкие кожаные диваны. Зеркала во всю стену в ванной!
— Ты серьезно?
— Абсолютно.
— То есть тебе не нравится наш дом?
Николь вздохнула:
— Дело не в доме, а в обстановке. Может, тебе обидно…
Шарль Франсуа засмеялся в ответ:
— Детка, если бы ты знала, как я сам ненавижу этот хлам! — Он запустил руку в ее шелковистые волосы. — Эти зеркала… Хотя после душа ты выглядишь в них весьма соблазнительно!
Николь покраснела:
— Я их терпеть не могу.
— Ладно, с этим разобрались. Что еще?
— Шарль, это бесполезно. Перестановка в доме ничего не изменит…
— А кухня? Тебе тоже не нравится? — Он как будто не слышал ее слов. — Вся эта техника… Как ты ее называешь? Бесполезное барахло?
— Этим «барахлом» Мари пользуется побольше меня.
— Послушай. — Шарль Франсуа поморщился: — Тебя раздражает Мари?
— Она — прекрасная домработница! — Николь с укором посмотрела на мужа. — Но ведь я тоже неплохая хозяйка и вполне могла справиться без нее. А ты, по-моему, всегда считал, что мне приятней ходить на глупые благотворительные вечера, чем готовить тебе ужин. Хотя чего об этом говорить? Теперь это неважно…
— Нет уж, подожди! Давай разберемся. Получается, ты ненавидела наш дом, тебе не нравилось, что Мари все делает за тебя, а благотворительные вечера ты считала глупыми. Одним словом, ты не в восторге от жизни, которую я тебе дал.
— Нет. Я никогда не говорила…
— Вот именно! Ты предпочитала молчать! — Шарль Франсуа немного повысил тон. — Что еще ты скрывала от меня, Николь?
— Я?
— Да, ты. Я не говорил тебе только о двух вещах: первое — это наш дом. Мне он тоже никогда не нравился. А второе — это то, что я всегда любил тебя и боялся потерять. — Шарль Франсуа сделал паузу. — Так что теперь твоя очередь раскрывать секреты.
— У меня их нет…
— Еще как есть! По крайней мере один. Ведь ты ушла от меня не просто так…
Николь выглядела взволнованной.
— Слишком поздно, — прошептала она.
— Нет, черт возьми, не поздно! — Шарль Франсуа посмотрел ей в глаза и взял за руку: — Любимая, расскажи мне, что так гнетет тебя, и мы вместе разберемся…
— Нет. Мы не сможем… — Ее голос дрогнул. — Мы ведь даже не знаем, как говорить об этом. Мы всегда боялись и избегали этой темы…
— О чем ты?
— Не надо притворяться! И вообще, какая разница! Это была моя мечта, а не наша. Именно поэтому мне так больно.
Николь резко отвернулась и выскочила из машины. Ей хотелось убежать, спрятаться, только бы не говорить о том, что причиняло ей такие невыносимые страдания. Шарль Франсуа подошел к ней и обнял за плечи.
— Мы еще не закончили! Что это за мечта, которую я не воплотил в жизнь?
— Ребенок, Шарль! Наш малыш.
Не в силах больше говорить, Николь закрыла лицо руками и заплакала.
— Наш ребенок? — начал было Шарль Франсуа. — Но я…
Он замолчал в растерянности, не зная, что сказать. Николь хотела малыша? Она ушла от него, потому что жаждала иметь ребенка, о котором он мечтал не меньше? Боже мой, что же она молчала? Столько лет глупого и причиняющего боль непонимания! Ему хотелось обнять ее и никогда больше не отпускать. А главное — сказать Николь, что он тоже всегда хотел ребенка. Шарль Франсуа понимал, что им предстоит очень важный разговор, но теперь было ясно, что это уже не конец, а начало их брака.
— Нет, — мягко произнес он. — Ты ошибаешься. Мы можем, точнее, должны поговорить об этом.
Она подняла голову. Ее прекрасные глаза все еще были полны слез, и Шарль Франсуа протянул ей платок.
— Не говори того, о чем потом пожалеешь, — начала Николь. — И не надо никаких обещаний. Теперь ты понимаешь, почему я никогда не говорила о ребенке, которого мы потеряли. Если бы ты узнал, как я переживаю и как сильно хочу забеременеть опять, ты бы, конечно, пошел на уступки и согласился снова попробовать завести малыша, как это было при первой беременности.
— Что? — В голосе Шарля Франсуа послышалось негодование.
Он схватил Николь за руку, забыв о своем больном запястье, и тут же почувствовал пронзительную боль, ударившую в плечо. Но он не обратил на это внимания.
— Ты хочешь сказать, что я вроде как «смирился» с твоей беременностью?
— Именно. И я понимаю, что это было нелегко. Ведь ребенок многое менял…
— Черт возьми, Николь! Откуда такие мысли? Я был сам не свой от счастья, когда узнал, что у нас будет малыш!
— Правда?
— Что ты! Я буквально сходил с ума от радости. Я стану отцом, мысленно повторял я, а один раз эта фраза внезапно вырвалась у меня во время собрания акционеров, и все посмотрели на меня как на сумасшедшего.
— Но ты никогда не говорил…
— Я думал это и так ясно. — Чувство вины за тот день с новой силой нахлынуло на Шарля Франсуа. — Знаю, меня тогда не было дома. Я никогда не прощу себе это. Ты часто оставалась одна, мне приходилось постоянно быть в разъездах. Но я хотел уладить все дела прежде, чем родится малыш, чтобы потом уделять ему все свое время.
Николь не верила своим ушам.
— И это правда?
