— Да. Конечно, — потом закрыла дверь и пошла в гостиную.
Она так привыкла обходиться без мебели, что не знала, зачем ей все это. Однако дом преобразился, стал уютным, обжитым! В гостиной стояли прекрасный диван и журнальный столик, в столовой — удивительной красоты стол и шесть стульев, сделанные из сосны.
Все было на своих местах, она не жалела о переменах. Все равно прежняя мебель не соответствовала ее представлениям об уюте.
Бронте прошла через гостиную в кухню. Вот где ей всегда хорошо! Работал телевизор, рядом стояла все та же кофеварка, которую она не решилась выбросить, на столе стопкой лежали вечерние газеты.
Но на душе у нее было неспокойно. Значит, Коннор все-таки не любит ее, ему не нужна ни она, ни ее дом, каким бы милым и уютным он ни был. Тогда и для Бронте он не станет домом в полном смысле этого слова.
Девушка села на стул и вздохнула. К чему думать об этом? Конечно, проанализировать то, что случилось, извлечь из всего уроки полезно, но так ли уж это необходимо? Исправить ничего нельзя, только душу себе надрывать.
Бронте все-таки открыла газету и пробежала глазами заголовки. Взгляд выхватил еще одну статью о Дэннисе Бернсе с датой очередного слушания в суде. Большую часть информации о процессе, как раз ту, что была недоступна журналистам, она знала. Чем больше времени проходило, тем сильнее Бронте укреплялась в мысли, что убийство Мелиссы Роббинс было случайным.
В тот злополучный день Бернс нанес визит Леониду Прыке и предложил свои услуги. Но бывшая подружка мало интересовала Прыку, и он выставил Бернса за дверь.
Бронте вздохнула. Сколько времени она проводила вот так, сидя за столом в одиночестве…
— Трусиха, — произнесла Бронте.
Она взглянула на часы, размышляя, вернулась ли с работы Келли. Не позвонить ли лучшей подруге — попросить ее приехать и поплакаться в жилетку? Но ведь она сама может все изменить, может хотя бы попробовать.
Бронте прикусила губу, пытаясь сосредоточиться. Коннор глупец, это ясно, к тому же толстокожий. Любит — не любит… Это не для нее. Они могут встретиться сегодня, завтра, послезавтра и выяснить отношения. В конце концов, она знала, ради чего и на что идет. Коннор стоил тех усилий, которые Бронте собиралась приложить.
Разве она трусиха? Она — борец! Она всегда добивалась цели. Так почему же сейчас она отступает? Разве он может причинить ей большую боль, чем уже причинил? Но как она себя ни убеждала, страх быть отвергнутой заставлял ее нервничать. Она должна убедить Коннора, что брак — это не омут, не обрыв…
Бронте встала и, собравшись с духом, выключила телевизор, пошла в коридор. Обулась и остановилась перед дверью, не решаясь двинуться дальше. Стоит ли рисковать? Коннор не желает даже пальцем пошевелить, но она любит его и, если хотя бы не попробует, никогда себе этого не простит.
Она решительно открыла дверь — и остолбенела: на пороге стоял Коннор.
Бронте не могла ни двинуться, ни сказать что-нибудь. Коннор, в свою очередь, не отрываясь, смотрел на нее и улыбался.
— Привет, — тихо произнес он.
— Привет, — смущенно ответила Бронте.
— Если я не вовремя и ты куда-то собираешься, то я могу зайти в другой раз.
Бронте решительно захлопнула дверь, взяла его за руку и повела в гостиную.
— Нет уж, раз пришел, нужно выяснить все до конца.
Она повернулась к Коннору. У того был взгляд затравленного зверя.
— Я собиралась идти к тебе.
— Собиралась? — переспросил Коннор.
— Именно.
— Зачем?
Совсем недавно Бронте мечтала видеть его здесь, у себя дома, и вот теперь он тут. Она улыбнулась.
— Раз уж ты сам пришел ко мне, ты и начинай. Так будет справедливо. А я потом закончу…
Но Коннор молча приблизился к ней и поцеловал ее.
Бронте потеряла контроль над собой. Как часто в последнюю неделю она мечтала целовать его, оказаться в его крепких объятиях…
Коннор отстранился.
Бронте закусила губу.
— Я просила лишь ответить — словами.
— Теперь твоя очередь. — Коннор ухмыльнулся.
— Возьми меня замуж! — выпалила Бронте и взглянула на Маккоя.
Коннор остолбенел, она, кстати, тоже. Получалось, что она сама сделала ему предложение, хотя еще утром была согласна лишь на встречи от случая к случаю.
— Бронте, я… — начал Коннор.
Бронте закрыла ему рот ладонью. Его дыхание обожгло ей руку.
— Погоди. Я знаю, почему женитьба не входит в твои планы. Вернее, думаю, что знаю. Ведь ты всю жизнь прожил, заботясь о других, и теперь тебе кажется, что в сердце ни для кого больше не осталось места. — Бронте улыбнулась. Ее трусость словно испарилась. — Только скажи — ты меня любишь?
Она поставила на карту все…
— Я… — замялся Коннор. — Бронте, я не понимаю, почему это тебя интересует.
У Бронте бешено колотилось сердце.
— Ответь мне, Маккой.
Коннор ухмыльнулся.
— Значит, так ты выбиваешь признание у преступников?
— Если тебе интересно, то именно так. А ты преступник?
— Думаю, да. Я давно должен был сказать то, что ты хотела услышать, но не решался. Я никогда в жизни не произносил эти слова. — Коннор провел рукой по ее щеке. — Я люблю тебя, Бронте О'Брайен, сильно, безумно и беззаветно люблю тебя, не могу представить свою жизнь без тебя.
У Бронте перехватило дыхание, и в глазах заблестели слезы.
— Неужели ты решился на это…
Коннор прервал ее:
— Я не закончил. Мой ответ на твой первый вопрос — да!
— Да? — переспросила Бронте.
— Да! — утвердительно кивнул Коннор. — Да, но есть и еще кое-что!
Последние несколько минут так резко изменили ее жизнь, что она даже боялась переспросить.
— Что?
Он снова поцеловал ее.
— Я хочу иметь столько детей, сколько ты захочешь.
Она удивленно смотрела на него, словно перед ней стоял совершенно другой человек. Господи, да он ли это? Что изменило его за последние несколько дней?
— Столько, сколько захочу?
Коннор игриво провел рукой по ее телу.
— Именно так.
— Повтори это еще раз, — прошептала Бронте.
В его глазах светились бесконечная нежность и желание.
— Бронте О'Брайен… Я люблю тебя и не смогу прожить без тебя ни дня.
Она с удовлетворением посмотрела на него.
— Во второй раз это звучит даже лучше, чем в первый. Только пообещай мне одну вещь, Коннор: никогда не произноси слова «никогда».
Его поцелуй подтвердил, что он готов выполнить все ее желания.
Коннор посмотрел на свое обручальное кольцо, поправил смокинг. Как же он раньше ненавидел все эти официальные костюмы, смокинги, надевая их лишь в самом крайнем случае.
