— Отвези меня на прогулку!
Вчера от таких слов у нее бы сердце сдало, сегодня — это не вчера.
— Уверена, что ты сможешь добраться до машины без моей помощи, — прямо заявила она, давая понять, что он получит пощечину, если хоть пальцем ее коснется, независимо от того, нужна ему поддержка или нет…
Скрепя сердце она оставила Макса в спальне — он рылся в своей дорожной сумке в поисках обуви. Сама она отправилась выгребать пепел из камина в гостиной. Она уже почти навела порядок в комнате, когда он прошел, хромая, мимо нее к входной двери. Чтобы дать ему время забраться в «феррари», Элин провела еще несколько минут, поправляя диванные подушки, подвигая на место кресла, после чего накинула куртку и вышла.
С веранды она увидела, что Макс удобно расположился в машине, и уже была готова присоединиться к нему, когда заметила лыжные ботинки, все еще лежавшие там, где он их оставил. За ночь они не стали легче, мысленно проворчала девушка, бросая ботинки в дом, чтобы оттаяли. Обнаружив ключ в двери, она заперла шале и пошла к Максу.
— Ключ! — кратко сообщила она, подавая ему ключ, едва села в «феррари».
— Спасибо, — так же кратко отозвался он.
Ключ зажигания столь же предусмотрительно был им уже вставлен. Элин завела мотор. Они надолго замолчали. Нельзя сказать, чтобы ей хотелось поболтать, когда они поднялись в заснеженные горы и нужно было вписываться в головокружительные повороты со скудными столбиками на дороге с водительской стороны. Все внимание Элин поглотила дорога.
Солнце сияло, и когда Макс распорядился остановиться в местечке под названием Оклини, Элин предпочла просто посидеть в машине, рассматривая ели и проносившихся по склону воскресных лыжников. В Оклини далеко не так много отдыхающих, как было в Гермисе вчера, отметила Элин. Впрочем, поскольку в Гермисе Макс, по ее вине, получил травму, она не хотела вспоминать об этом месте.
Тем не менее, какой-то бес, сидевший у нее внутри, дернул ее за язык, и, несмотря на решение не интересоваться злополучной ногой, даже если она отвалится вовсе, Элин спросила:
— Как нога?
— А ты как думаешь? — буркнул он, давая ей прекрасную возможность закончить беседу.
— Долго ты собираешься стоять здесь? — спросила она.
Уж лучше так, чем дать ему пощечину.
— Уже соскучилась? — продолжал он в том же духе.
— Компания неудачная! — фыркнула Элин, и на мгновение ей показалось, что уголки его рта дернулись вверх — как будто его насмешил ее дерзкий ответ.
— Можешь ехать обратно в Лаваце, — проговорил он уже без тени улыбки на лице. — Мы попьем кофе там.
Не вымолвив ни слова, Элин завела машину и поехала вниз по той же дороге, всецело поглощенная встречным движением и крутыми поворотами. Но уже десять минут спустя Макс распорядился высадить его у ресторана и припарковать машину.
— Если будешь заказывать, то мне — чай, — бросила Элин, только чтобы не молчать, когда он вышел и ждал, пока она отъедет.
Парковка не отняла много времени, и все-таки стакан с чаем уже дымился на столе, когда она присоединилась к устроившемуся на солнечной веранде Максу. Элин повернула стул к солнцу, водрузила на нос темные очки. Она сидела и слушала тишину, прерываемую только шуршанием лыж, когда лыжник проносился вниз по склону, или скрипом снега — когда поднимался вверх.
— Спасибо, — бросила она куда-то в сторону Макса, отхлебнув чай.
День был великолепный, а хорошие манеры, пусть Макс и свинья, ничего не стоят. Минут пять стояла тишина, потом Макс, будто ему передалась ее мысль о манерах, обронил:
— Ты хорошо водишь машину.
Она глянула искоса, но Макс тоже надел солнечные очки, и по его лицу ничего нельзя было понять. У нее потеплело на сердце от исчезновения ледяного тона, однако бросаться Максу на шею она не собиралась.
— Стараемся, как можем, — пожала плечами она, хотя заметила, что и ее голос стал приветливее.
— Какую машину ты водила в Англии? — спросил он почти как ни в чем не бывало.
— Никакую. Я продала ее, — ответила она, не задумываясь, и тут же рассердилась на этого человека, который неизменно застает ее врасплох и выуживает то, что она предпочла бы оставить при себе.
Элин взглянула на него раздраженно. Если она надеялась: он поймет, что здесь частная территория, которую следует покинуть, — то она просчиталась. Потому что через несколько секунд он произнес:
— Ого! Не знал, что дела обстоят настолько плохо.
— Что ты имеешь в виду, говоря «настолько»? — взвилась она.
Он проигнорировал вызов.
— Я слышал, что Пиллингеру едва удалось избежать банкротства, — объяснил он, — но не знал, что вам всем пришлось продать ради этого даже свой личный транспорт.
— Продала только я! — горячо возразила Элин. — У нас…
— Только ты?.. — перебил он, повернувшись к ней и пытаясь уловить за темными очками выражение ее глаз.
— У нас не было необходимости продавать всё, — гордо бросила она, закончив фразу, которую он не дал договорить. — К твоему сведению, мы…
— Тогда почему ты продала машину, если… — Он вдруг осекся, а потом продолжил мягким голосом: — Ты так испугалась долгов, что…
Но для Элин этот мягкий, понимающий тон оказался еще более мучительным.
— Гм, — оборвала его она, — мы, знаешь ли, еще не нищие.
— Может, и так, — согласился он, — но я подумал, что ты запаниковала, увидев, что доходов нет, а долги растут, и поэтому продала свою машину. — Элин отказалась отвечать, но это не остановило его. — И вот, — продолжал он, — даже продажа машины не избавила тебя от страха перед долгами, и ты принялась искать работу, чтобы обеспечить какой-то доход.
— В любом случае я не стала бы сидеть без работы! — высокомерно ответила она, — просто так совпало, что твое пинвичское предприятие дало объявление о подходящем для меня месте и предложило приемлемое жалованье, когда я в этом нуждалась.
По тому, как вдруг агрессивно выдвинулся подбородок Макса, она поняла, что ее высокомерный тон не пришелся ему по вкусу. Но, решив, что, наконец, преуспела, и он оставит неприятную для нее тему, Элин тут же обнаружила, что ошиблась. Хуже того, он понял подоплеку ее ответа и не собирался ее щадить.
— Похоже, тебе пришлось побороть в себе толботовскую гордыню, прежде чем подать заявление на мой пинвичский завод, — с вызовом предположил он. — Кажется, ты даже обвиняешь в чем-то меня?
Загнанная в угол, а вернее, оказавшись там по собственному почину, Элин выпрямилась, взглянула ему в лицо и, запинаясь, пустила в ход упомянутую непомерную гордыню.
— Конечно, мне пришлось поступиться самолюбием. Моя семья была удивлена, узнав, что я устраиваюсь на работу к сопернику и…
