У Лизы напрягся живот. Подобный чувственный, романтический жест мог заставить женщину забыть о своей брошенной на пол одежде, обо всем на свете, кроме любимого мужчины. И ей хотелось этого. Но она вся напряглась, отказываясь уступить почти неумолимому желанию, которое он вызывал у нее. Отстранив его руку, она поднялась с постели.
— Нам не следует спать вместе и дальше.
Брик оказался рядом с ней, прежде чем она успела взять в ванной комнате махровый халат.
— Почему не следует?
Она бросила ему второй халат, сунула руки в рукава своего, завязала пояс и уперла руки в бока:
— Потому что, когда все кончается, становится слишком больно.
Проигнорировав халат, он ухватил отвороты ее халата и заставил смотреть прямо в свои глаза.
— Ничего не кончается.
У Лизы замерло сердце. Она вздохнула:
— Брик, мы уже говорили обо всем. Не заставляй меня возвращаться к тому же самому. Ты не хочешь жениться на мне, а я не могу без этого. Больно заниматься любовью, зная, что долго это не продлится.
Он прищурился, но не убирал своих рук.
— Почему не может продлиться, если я люблю тебя?
Лиза задержала дыхание. Он говорил так и раньше, но она думала, что это было под влиянием момента. Сейчас, при дневном свете, внутри ее что-то дернулось. Борясь со смятением и печалью, она чуть качнула головой:
— Потому что мне нужно больше.
Брик опустил руки. Его рот искривился в циничной гримасе.
— Тебе нужны бумажка, кольцо и куча обещаний, которые большинство людей нарушает.
— Да, — тихо ответила она без намека на извинение. — Мне нужно все это, но еще больше мне необходимо, чтобы это длилось всю жизнь. Не все нарушают свои обещания, Брик. И не все считают брак тюрьмой. — В отчаянии она подняла глаза на потолок. — И что я пытаюсь объяснить тебе? Не могу больше. — Она подняла его халат и протянула ему. — Оденься, пожалуйста.
Брик набросил его на себя и сложил руки на груди.
— Ты только и говоришь, что хочешь найти того, кто женился бы на тебе, но когда мы вместе, это не кажется таким уж важным. Когда я получил сотрясение, ты осталась со мной на всю ночь. Никогда не забуду, как ты заботилась обо мне. И как ты хотела меня.
Его взгляд вызывал ее на то, чтобы она все отрицала.
Но она не могла.
— Ночью ты сказала: «Дай мне себя». — Его низкий голос стал очень сексуальным. — Когда я притронулся к тебе, ты реагировала так, словно принадлежишь мне, только мне, а не какому там еще мужчине.
Лиза яростно взглянула на него.
— Ты прав, — признала она, выпятив подбородок. — Ты только дотронулся до меня, и я дала тебе все. — Ее голос задрожал. — И тело, и сердце, и душу. В том-то и дело. — Лиза почувствовала жжение от слез в глазах и попыталась сморгнуть их. — Каждый раз, когда мы занимаемся любовью, я теряю частицу себя, раз это не может длиться долго. Мы с тобой расходимся в главном, и я не желаю вынуждать тебя хитростью взваливать на себя обязанности по отношению ко мне. Не буду пытаться уломать тебя. Это было бы унизительно, а я слишком уважаю тебя и себя, чтобы поступить так. Господи, как же это больно! Я знаю, ты неравнодушен ко мне, но…
— Я люблю тебя, — прервал он ее.
Всякий раз, как он говорил это, она ощущала потрясение. Ей стоило труда сохранять спокойствие.
— Ты просто не понимаешь, а? Знаешь, у меня в шкафу свободной спальни стоит сундук с приданным?
Его словно ударили.
— Нет.
— Ты когда-нибудь видел, что женщина складывает в такой сундук?
Он пожал плечами с недоверчивым и тревожным видом.
— Не в последнее время.
Скорее всего, вообще не видел, подумала она, чувствуя, что разговор этот ему неприятен. Тем более следовало поговорить.
— Большинство женщин уже не заводит сундук с приданым, а у меня он есть. Это тебе ни о чем не говорит, Брик?
Она стала перечислять содержимое сундука на пальцах:
— У меня там хранится столовое серебро, которое подарила мне бабушка; стеганое одеяло, которое сшила мать, и ковер, связанный вручную моей теткой за год до своей смерти. У меня есть фарфор. Подушки, которые я вышила, когда мне было двенадцать лет, и самые шикарные хваталки для кастрюль, какие только ты можешь себе вообразить. Я их сделала в восемь лет. — Она криво улыбнулась, припомнив свои дилетантские усилия. — Там есть серебряные рамки для фотографий и детское одеяло. — Она заметила смятение в его глазах, и ее улыбка слиняла. — Ты уверяешь, что любишь меня, а это все — часть меня. В чем-то очень важном я, пожалуй, старомодна. — Она свела отвороты своего халата. — Я больше, чем просто Лиза — поставщица банкетов или чем Лиза — любовница с противозачаточными таблетками.
Брик чертыхнулся:
— Никогда не думал о тебе с этой стороны. — Он провел рукой по своим волосам и задумчиво посмотрел на нее. — Но, черт побери, я и не подозревал, что у тебя есть сундук с приданым.
Он выглядел испуганным, и она бы рассмеялась, если бы ей не было так плохо. Сейчас ей ничто уже не казалось смешным.
Уперев одну руку в бок и чуть склонив голову, он долгую напряженную минуту всматривался в нее. У Лизы пересохло во рту.
— Ты пытаешься отпугнуть меня этой историей о сундуке с приданым, — раздраженно заключил он и покачал головой. Намек на жестокий оскал тронул уголки его рта. — В чем дело, Лиза? Уж не пытаешься ли ты использовать все эти разговоры о браке, как пользуются крестом, чтобы отогнать вампира?
Он наклонился к ней, излучая мощную энергию и решительно сжав челюсти.
— Есть у тебя сундук с приданым или нет, я все равно хочу тебя. И ты все еще хочешь меня.
Справедливость его слов напугала ее. Это не было самомнением, а лишь простой констатацией факта.
— Какой-то безумный инстинкт толкает меня к тебе, Брик, но тот же инстинкт причиняет боль нам обоим. — Она покачала головой. — Больше я этого делать не могу.
Глаза Брика наполнились болью и гневом:
— Еще как можешь. Просто следуй своим инстинктам.
Ощущая в себе пустоту, Лиза прикусила щеку:
— Все, больше не буду.
Остаток уик-энда Брик чувствовал себя эмоционально выпотрошенным. Господи, ему было чертовски больно, а панацеи от этой боли не было. Выпивохой он никогда не был, поэтому не мог и напиться. Мысли о Лизе преследовали его неотступно, и он не мог спать. На работу ему стало наплевать, не мог он отдаваться ей всей душой и сердцем. Выход у него был только один — посетить родственников в Бьюла, но ему была невыносима сама мысль о необходимости отвечать на вопросы о Лизе. Тем более, что и сам не знал ответов на них.
Всякий раз, как он спрашивал себя, почему не может жениться на ней, он испытывал сильную физическую реакцию. Как если бы у него была аллергия на саму эту мысль. У него сразу становилось сухо во рту, начиналось сильное сердцебиение и крутило желудок.
