— Нет! Это неправда! Я не хотела…
Всем своим существом она пыталась сопротивляться, бороться с соперницей. Но как? Сломить ее упорство можно было только одним единственным оружием — уверенностью в любви Брента, а как раз этого у нее и нет…
— Нет, правда, хотя и не слишком приятная для вас. Неужели вы думали, что столь явный обман мог продолжаться вечно? Что Брент, узнав правду, не возненавидит вас? Если он не любит вас сейчас, то неужели сможет полюбить, когда узнает, что был так обманут? — Ширани помедлила, наслаждаясь своим триумфом. — Вы молчите, потому что знаете, что я говорю правду, и понятия не имеете, что теперь делать.
Ширани даже не пыталась скрыть свою ненависть и презрение. Ответ напрашивался сам собой: маскарад окончен. Но одно Вирджиния знала твердо: Брент ни в коем случае не должен узнать правду из уст Ширани.
Она потянулась к кнопке звонка.
— Нет! — гибкая смуглая кисть обхватила ее запястье. — Это было бы слишком просто!
— Прошу вас, уйдите, — прошептала Вирджиния. — Вы ведь удовлетворены?
— Вы решились рассказать все Бренту, не так ли? — иронически усмехнулась Ширани. — Слишком поздно!
— Вы хотите сказать, что сами сообщите ему?
— Нет, — покачала головой Ширани. — Вы кое-что забыли… пожалуй, самое главное. Похоже, вам мало что известно о хирургии глаза, миссис Хартлин, — почти с сочувствием продолжала она, присаживаясь на край кровати. — Помимо всех тонкостей самой операции, пациента следует оберегать от волнений, эмоциональных стрессов. Вы ведь не хотите лишить Брента последнего шанса обрести зрение?
— Как вы могли подумать!..
— Конечно, не хотите. Значит, вы понимаете, что ваша глупая правда нанесет ему страшный удар? Пациенту необходим полный покой, пока хирург не убедится, что операция была успешной.
— Но я не собиралась ждать операции, — растеряно пробормотала Вирджиния. — Я хотела сказать ему…
— До операции? Да вы с ума сошли! Вы что, хотите убить его? — Вирджиния отчаянно замотала головой, не в силах что-либо сказать, и Ширани удовлетворенно заметила: — Наконец-то мне удалось пробудить в вас искренние чувства… — Она бросила взгляд на часы и заговорила быстрее: — Я предлагаю вам согласиться с мужем и уехать домой. Он спокойно дождется операции, я ничего ему не скажу, а если зрение вновь вернется к нему, извещу вас.
— А что потом? — испуганно прошептала Вирджиния, уже предчувствуя ответ индианки.
— Спустя некоторое время вы напишете ему и попросите развод, сообщите, что ваш брак был ошибкой, что такая жизнь вам не подходит и вы вновь хотите вернуться к карьере фотомодели. Брент никогда больше не увидит вас и не узнает об обмане. Он вскоре забудет обо всем и сможет снова спокойно работать.
— А вы будете рядом с ним… — тихо заметила Вирджиния.
— Да! — ее глаза вспыхнули. — Вы знаете, что Брент первым заметил мои способности? Помог мне преодолеть расовый барьер, устроиться на работу в клинику, хотя у меня и не было никаких рекомендаций, кроме знаний и умений. Брент дал мне жизнь, дал все, кроме… Но я уверена, что, в конце концов, он даст мне и свою любовь! Вы шокированы?
— Да! Вы слишком жестоки и эгоистичны, чтобы сделать Брента счастливым. Вы не любите его!
— Разве? Как вы глупы! Как мало знаете жизнь! Я дам ему не только понимание, но и любовь, причем такую, которая недоступна вам, холодным европейкам!
Повисло тягостное молчание. Вирджиния содрогнулась от отвращения к этой женщине, безжалостно ломавшей две судьбы ради своих эгоистичных целей, женщине, в которой утонченность востока и образованность запада соединились в стремлении достичь желаемого любой ценой. Почти не сознавая, что делает, Вирджиния дико закричала:
— Я не позволю вам! Я расскажу ему все, что вы говорили мне здесь! Я…
— Вы не сделаете этого, — ледяным тоном отрезала Ширани. — Или вы забыли, что ему предстоит? Вы уедете на этой же неделе и никогда не вернетесь.
— А если я откажусь?
— Тогда я прочитаю ему это письмо. Я опишу Бренту его жену — ее бесцветные жидкие волосы, бледное лицо, которое ничем не напоминает лицо на фотографии, ее жалкую фигуру, на которой одежда висит мешком… — Лицо индианки стало почти кровожадным. — И сделаю это немедленно, накануне операции, которая так много значит для него. Ну что? Теперь вы согласны?
Долгую минуту Вирджиния всматривалась в ее красивое холодное лицо, на котором не было ни малейшего проблеска жалости, затем еле заметно кивнула и отвернулась к стене.
Вирджиния перевернула яркую открытку, чтобы не видеть панораму Бангкока — даже теперь она не могла вспоминать о нем без слез. На обороте было несколько строк:
«Рад тому, что вы благополучно добрались до родных. Не грустите, детка, боль проходит, и — как знать! — быть может, мы когда-нибудь встретимся в добром старом Лондоне, и вы скажете: „Я помню этого старикашку, это… дядюшка Чарли“».
Печальная улыбка осветила ее лицо. Она никогда не забудет дядюшку Чарли и его трогательную заботу в тех кошмарных событиях, что произошли месяц назад….
На следующее утро ей удалось встретить Брента почти спокойно. Он говорил, что приготовления к ее отъезду закончены, что в Сингапуре ей придется сделать пересадку и что, к сожалению, до вылета рейса в Перт у нее будет всего час… Потом, перед самым отъездом, они болтали о каких-то незначительных вещах, а она все ждала, пока не поняла, что Брент не собирается говорить ей об операции. Значит, он решил, что она должна уйти из его жизни, ни о чем не узнав…
На прощание он сказал ей несколько вежливых слов… и все.
В аэропорт ее отвезла Ширани. Вирджиния была настолько ошеломлена, что оставалась безучастной даже тогда, когда самолет попал в бурю и был вынужден сесть в Куала-Лумпур.
Теперь она вздрагивала, вспоминая те ужасные часы, проведенные среди мечущихся и воющих пассажиров… и, наконец, последнее воспоминание — все вокруг заволокло туманом, и она почувствовала, что теряет сознание.
Она подумала, что видит сон, когда над ней, с выражением искреннего сочувствия, склонилось добродушное уродливое лицо. Сон оказался явью: это был дядюшка Чарли, случайно оказавшийся в Куала-Лумпур по какому-то делу.
Вероятно, он привел ее в чувство с помощью бренди, вспоминала она, с удивлением обнаружив, что находится на борту самолета, летящего из Сингапура в Перт…
Вирджиния спрятала открытку в сумочку и вернулась на кухню, где вкусно и празднично пахло яблочным пирогом, а бабушка Энни выкладывала на противень рогалики с корицей.
