своих безупречно красивых рук. Я знаю, что моя манера очарования во время разговора действует, как гипноз. Буше пристально смотрит в глаза немигающим взглядом. Его зрачки расширены. Он откровенно любуется мной. Чётко улавливает каждый мой жест. Бережёт и внимательно впитывает каждый миг моих движений. Но при этом совершенно ничего не произносит губами.
– Вы поспорили и проиграли, месьё Буше… Чулки. Только вам никогда не заглянуть мне под юбку. Вы имеете богатый опыт общения с женщинами, продающими свои услуги за деньги. Я это не порицаю. Но у меня другая профессия. Вы назвали меня «та, которую держат в руках». Нет, месьё Буше, не та… Никогда. Слышите? Никогда вам не держать меня в своих руках. – важно уточняю, улыбаясь и глядя ему в глаза.
Нокаут!
Лысенький пузатик из свиты француза густо покраснел, его глазки забегали. Француженка-переводчица старается унять руки, глядя на свои колени и нервно смахивая несуществующие пылинки. Лишь Буше не отводит взгляд, выражая глазами восхищение, и кажется то, что он слишком поражён. Высокомерие как рукой сняло.
– Кхм-кхм, – прокашлялся Кирилл, явно заметив, что французам вроде как стало неловко.
Остальные за столом тоже обратили внимание на спад говорливости иностранцев.
– Одну минуту, – Юра прервал свой разговор и повернулся в мою сторону, – Всё хорошо?
Француженка-переводчица открыла рот, собираясь что-то ответить, но Буше поднял свой указательный палец лежащей на столе руки. Такой жест – цыц, молчать! Перевёл взгляд на Бурсина и на ломаном русском произнёс:
– Мы счастливы знакомится с мадам Худякова. – бархатный низкий голос стал мягким.
– Да, вижу все готовы. Позвольте представить, Николетта Андреевна Худякова – Первая леди! – Бурсин интонационно подчёркнуто это провозглашает, накрывает рукой мою ладонь и перечисляет французов: – месье Пётр Аронский-Буше, мадам Амели Мартин переводчик, месье Даниэль-Матис Пети (лысый пузатик)…
Остальные пять имён идут для меня фоном. Буше прожигает взглядом, ждущим ответа. Кажется, его мужскую душу беспокоит какой-то важный вопрос. Вновь переходит на французский, обращаясь ко мне:
– Я глубоко огорчён своим падением в ваших глазах. Я прошу прощения. Я не покупаю женщин за деньги…
– Ваша личная жизнь меня не касается. – перебиваю его по-французски.
«Ага, пять минут назад в трусы ко мне залезть собирался. Конечно, не за деньги, а за уступки при подписании контракта. Хотя, как ты сам выразился, и подписывать ничего пока не будешь. То есть Бурсина задумал кинуть и меня заодно поиметь… Подонок!»
Так противен он мне стал. До глубины души. Наскребла весь лёд, какой во мне был, и швырнула в Буше взглядом. Он ошарашен. Какой-то интимный и тёмный блеск мерцает в глазах. Затем и вовсе полуопускает веки. Проигрывает. Отступает, подавляя эмоции (особенно те, которые явно не в его пользу сейчас).
А я кладу «вишенку на торт». Мелодично, словно французскую песню пою:
– Месьё Буше, во время обучения в университете у меня появилось много друзей с исторического факультета. Я воспользовалась этой дружбой и попросила найти в архивах информацию по женской линии вашего рода. Аронские – довольно известная фамилия в дореволюционной России. Мне передали, что семнадцать лет назад вы делали запрос в архив, но вам отказали, так как вы нерезидент нашей страны.
У мужчины глаза выпучились, как два блюдца. Он немного подался ко мне. Заинтересовался. Обалдел. Слушает.
– За это время кое-что изменилось. Запрашиваемые вами документы стали открытыми. Мои друзья сделали эти снимки. Надеюсь, вам это ещё интересно.
Я открываю на смартфоне галерею с фотографиями и протягиваю ему. Казалось, Буше даже уши прижал. Строгое мужское лицо сперва разглаживается, а затем и вовсе просияло, как у ребёнка. Он внимательно изучает снимки. Оживает. Вновь становится говорлив и громогласен. Вся его свита собирается вокруг него. Буше эмоционально комментирует. Смеется звучно и заразительно.
– Вы это сделали для меня, мадам Худякова? Ха-ха-ха! – выясняется, что если громкость голоса Буше хоть как-то регулируется, то громкость смеха нет.
Я спокойно киваю и разворачиваюсь к Бурсину.
– Что там? – шепчет он мне растерянно.
– Ничего криминального. Засекреченное мне бы не отправили. – отвечаю с улыбочкой.
Юра глубоко вздыхает и прижимается лбом к моей голове. Соединяемся взглядами, и весь ресторан вместе с французским балаганом отходит на задний план. Он при всех назвал меня Первой леди (по-моему, Бурсин решил, что французам так будет понятнее, что я не жена, но очень важна). Это значит я для него девушка номер один? Ухаживает за мной за столом, прикасается заботливо. Пока все шумят, Юра нежно целует меня в висок.
Неожиданно в этот момент чувствую чей-то тяжёлый взгляд со стороны наших. Поворачиваю голову и упираюсь в яростные глаза секретарши из Юриного офиса. Как её имя?.. Лара, кажется… Точно. Я ей с первого дня не понравилась, уж не знаю почему. Зачем она так смотрит?
Бурсин
Остаток обеда прошёл за пустыми беседами о высоких ценах и налогах. Французы на перебой излагали много негодующих тирад на этот счёт. Периодически разбавляли эту тему разговорами о скидках и возможностях купить что-то дешевле. Переводчицы только успевали за ораторами. Ника им помогала, если те не успевали переводить за всеми. Вот ведь скромница: «Немножко знаю французский…» А сама шпарит не хуже носителей языка. Хах! Моя Первая леди! Как-то сама собой эта фраза в голову пришла. Хотел обозначить её статус перед французами, пускающими слюни.
Намётанным глазом я сразу замечаю похотливые взгляды в сторону Ники. А после её «подарка» каких-то фамильных документов, Буше и вовсе начал себя вести странно. Смотрит на неё щенячьими глазами.
Хоть и коряво, но ведь владеет русским. Так нет же, он всё равно заговаривает с ней по-лягушачьи. Бесит! Специально, чтобы я не понял, о чём они говорят. Ника отвечает ему ровно, почти сухо. Повода для ревности вроде не даёт. Все её эмоции и внимание – мне. Даже поворачиваясь ко мне, она слегка касается, будто гипнотизируя, электризуя меня своей энергией.
Скрещиваемся взглядами с Буше. Жестоко. Похоже на настоящую драку на ножах – как по молодёжке во дворе. Все процессы в организме замирают, и мышцы раздуваются так, что кажется, вот-вот рубашка с пиджаком на мне треснут.
В итоге довольные, сытые, захмелевшие французы откланялись и уехали в гостиницу. Мы попросили счёт, расплатились, и, прежде чем разойтись по машинам, Кир позвал меня на пару слов:
– Ты чего такие грозные гляделки устроил?
– Скажи спасибо, что я его мордой об стол не приложил. – огрызаюсь на Макеева. – Он женщин красивых не видел? Всё никак не отлипнет от Ники. Пристал, как банный лист. – агрессивно процеживаю
