Когда я достигаю двери, она оказывается приоткрытой.
Прохожу внутрь, привычно щелкаю замком и облегченно скидываю туфли. В нашей квартире тепло и всё ещё пахнет уютом. Семьёй веет. Надеждами, общими мечтами.
Соболевыми…
В этот момент мой мозг ошеломляет удивительная мысль — как здорово, что мы построили дом.
Наверное, остаться в этой квартире, было бы самым сложным испытанием. Потому что именно здесь прошли лучшие годы нашего брака.
Я бы лезла на эти стены, упивалась своей болью. Вновь и вновь проходилась по всему, что с нами произошло. Интересно, а он вспоминает?! Жалеет ли?
Упрекает себя хоть капельку?
В дверном проеме, натягивая белую майку, появляется Богдан.
— Привет, — говорит, энергично растирая лицо ладонями. — Не поздновато?
Стараюсь не глазеть на джинсы с развороченной ширинкой, которые он, опомнившись, тут же поспешно застегивает.
— Привет, если не можешь говорить, я поеду, — нерешительно скашиваю взгляд на дверь. Трусливо мечтаю, чтобы это было так.
— Проходи, — отвечает он тихо, понижая мои шансы на побег. — Как дети?!
— Хорошо. Маша пятерки каждый день носит, но ты, наверное, в курсе.
Под пристальным взглядом развязываю пояс и скидываю с обнаженных плеч легкий плащ. Размещаю его на вешалке при входе. Тело окутывает прохладой. Меня знобит и мутит после выпитого шампанского.
— Ты пришла поговорить или это просто повод? — спрашивает Богдан непонимающе.
Он расценил мой внешний вид по-своему.
— Поговорить, — предупредительно отвечаю, поправляя широкие лямки на груди. — Я была у Веры на дне рождения, — оправдываюсь, чтобы не думал, что я ради него разоделась.
— Хорошо повеселились? Утром отослал цветы в телецентр для неё.
Расплывчато пожимаю плечами. Губы стягивает чувство отчаяния.
— Красивое платье, — затягивается воздухом.
— Спасибо. Я немного не привыкла к такому, — не знаю зачем, выговариваю.
По привычке, скорее всего.
Пытаюсь поймать в светлых глазах хоть каплю ревности, но её там нет. Словно ему и правда все равно, что я разгуливаю по ночным клубам в полуголом виде? Как будто его собственническая натура больше не распространяется на моё тело?
— Тебе очень идет, — выговаривает он неторопливо, разворачиваясь и отправляясь в сторону спальни.
Прежде чем я успеваю что-то выдумать, возвращается с черной футболкой в руках.
— Лучше накинь вот это. Так разговор выйдет продуктивнее.
Согласно киваю и натягиваю на себя предложенную броню. Мягкая ткань пахнет привычным стиральным порошком и Соболевым. Это успокаивает.
Мысленно выдыхаю, инстинктивно готовлюсь в защите.
Я не знаю, как Богдан отреагирует на то, что я ему сообщу. Изучив за десять лет своего мужа и то, как для него важно, что он является моим первым и единственным мужчиной, вдруг становится чудовищно стыдно.
Что я натворила?!
Тяжкий груз хочется скинуть как можно быстрее, поэтому я выпаливаю прямо в широкую спину, идущую передо мной на кухню: — Я совершила глупость сегодня…
Богдан резко останавливается. Отодвигает для меня стул, на который я падаю и тут же себя обнимаю. Для поддержки. Пробегаюсь хозяйским взглядом по светлому гарнитуру во всю стену, темному окну, холодильнику, круглому обеденному столу.
Здесь ничего не поменялось. И сегодня чисто так, что придраться не к чему.
— Даже не могу представить, о чем ты, — произносит Богдан, усаживаясь напротив. — Но зная уровень твоей ответственности и способности совершать глупости, внутренне содрогаюсь.
Его низкий смех заставляет почувствовать себя еще хуже.
Вкус другого мужчины во рту становится более горьким и терпким. Чувствовать это — ужасно неприятно и стыдно. Хоть рот полощи.
— Давай только начистоту, — говорит Богдан, открыто складывая руки на столе.
— Хорошо.
Самое простое в семейной жизни — строить свою линию поведения в конфликтах на промахах другого человека. Богдан столько всего наворотил, что всё это время придерживаться данной концепции было нетрудно.
Он сам ушел, предъявил кучу необоснованных, на мой взгляд, претензий. Возможно, даже изменил, хотя я до последнего стараюсь об этом не думать.
Выгнал меня ночью, и со мной случилась беда.
Поверил отцу.
Абсолютно ничего не сделал, чтобы меня возвратить.
Список обширный, не так ли?!
С этой позиции находиться в ссоре было комфортно, черт возьми. Безопасно. Что уж скрывать, какое-то время я вообще наслаждалась его ошибками и жалела себя. Лелеяла обиды со всей характерной мне эмоциональностью.
— Ты… — догадка искажает его лицо, глаза становятся темнее. — Ведь не наделала ничего, чтобы отомстить? Твой виноватый вид меня настораживает.
Увожу глаза в сторону, захватывая воздуха побольше. Признаюсь:
— Я… Наверное, никогда бы не пришла к тебе с этим, учитывая наши обстоятельства. Но Света Молокова расскажет Вадику. Возможно, как-то вывернет и приукрасит.
— Да что случилось? Говори уже.
— Во время танца сегодня… коллега Веры меня поцеловал. А я не сразу его оттолкнула.
— В смысле? Он сделал это насильно? — кулаки на столе сжимаются.
На секунду зажмуриваюсь и болезненно мотаю головой:
— Нет.
Богдан замолкает.
Пристально анализирует моё пасмурное лицо и опускает сканирующий взгляд на горящие губы, словно кричащие, что всё это правда.
Ножки стула оглушительно царапают ламинат. Даня тяжело встаёт и прячет руки в карманах.
— Тебе понравилось?
— Что?
На секунду зависает, а потом отворачивается к окну и добавляет:
— Целоваться… не со мной?
Молча изучаю напряжённые мышцы на его спине. Соврать?
— Только честно, Ян, — словно мысли мои читает. — Договорились ведь.
Не могу понять, чего я хочу в этот момент больше: быть с ним откровенной или жестоко наказать правдой от обиды?
— Мне было интересно, — отвечаю, нервно постукивая подушечками пальцев по поверхности стола.
— Пфф… Но приятно?..
Боже, да зачем ему это?
— Неприятно точно не было, Богдан. Только потом стало мерзко от самой себя, уже после…
— Это чувство вины, — кивает он, опуская голову.
— По себе судишь?! — выпаливаю.
— Если ты таким образом задаешь конкретный вопрос — изменял ли я тебе, то ответ нет. Я озвучивал его несколько раз и ничего не поменялось.
— А хотел? — спрашиваю на свой страх и риск.
— Секса с другой женщиной? — оборачивается. — Нет.
— Ясно, — киваю и тут же продолжаю допытываться, пытаясь оправдать свой поступок. — Но мысли такие были?
— Не выкручивай мои слова, Ян. Я уже всё сказал.
— Тогда откуда эти познания про чувство вины?
— Ты забыла про моего отца? Несколько раз общался с ним на эту тему. Отец детально рассказывал, как всё тогда вышло с матерью Кати. Как он долго разрывался между любовью к той женщине и чувством вины перед семьей. В итоге второе одержало верх, и он не развелся.
— Поэтому ты мне не изменял?
Богдан горько усмехается и снова усаживается напротив. Проводит рукой по чуть отросшим волосам, ероша их.
— И поэтому тоже,
