с задавалой Песковым из параллельного. В зале поднялся такой визг, хоть уши ватой затыкай. Я даже позавидовал Сухову с его наушниками. Сам то не догадался прихватить.
Осталось только ерзать в неудобном кресле, потому что достало все, а Польки так и не было.
Но вот случилось чудо. Эти разрисованные под рокеров павлины, наконец, свалили, и Машка из драмкружка, которая была ведущей всего этого балагана, объявила номер Полины Чижук и Марка Левитина.
Заиграла тихая мелодия, разбавляемая женским довольно низким голосом. И на сцене появились они. Левитин весь в черном, но как-то даже на пацана похож, а не на нечто в приталенном пиджаке.
И Полька.
Невесомое, почти прозрачное бордовое платье и помада такая же яркая. Ее губы даже с моего девятого ряда притягивали взгляд. Я весь подобрался и вцепился пальцами в подлокотники, пока, как одурманенный, смотрел за их телодвижениями.
Она порхала, как бабочка, как нимфа неземная. Яркие губы и глаза. Томные, сверкающие на контрасте со светлой кожей.
И почему я раньше никогда не ходил на эти концерты, ведь знал, что она перед каждым праздником бегала на репетиции. Но раньше меня не волновала ее жизнь. В то время как Полина была единственной, кого по-настоящему волновал я.
Этот парень с обесцвеченными патлами трогал ее тело, и она так доверительно падала в его руки, так отдавалась, что меня чуть не скрутило всего.
Ослепило яркой вспышкой в мозгу, прострелило мыслью о том, что я до физической боли не мог вынести чужих прикосновений к ее телу. К ней самой. Такой трогательной и беззащитной. До глупости доверчивой. Открытой. Красивой. И моей.
Моей — как выстрел в упор.
Я еле досидел до конца и сразу ринулся за кулисы.
Нужно было ее найти. Не тянуть больше ни минуты. Не упустить своего шанса. Рассказать ей все, что творилось у меня внутри. Просто вывалить на нее свои эмоции, пусть делает с ними, что хочет.
По пути выцепил Машку — ведущую, чтобы узнать, где Полька.
— Она в четыреста семнадцатом переодевается. У них там вроде временной гримерки. Только постучись.
— Понял — и быстро чмокнул Машку в нарумяненную щеку. — Спасибо.
— Дурачок — фыркнула девчонка, а сама вспыхнула еще более ярким румянцем.
Я несся, как ошалелый. Перед кабинетом отдышался и постучал.
— Кто? — дверь приоткрылась и в щелку выглянула недовольная физиономия с залаченным пучком на голове и блестками на щеках. Вроде бы из десятого. — Чего надо? — девчонка оценивающе пробежалась по мне и игриво прикусила край губы.
— Привет, красавица — я тоже хитро оскалился в ответ. — Чижук Полину можешь позвать?
Девчонка еще раз пробежалась по мне уже более любопытным взглядом и обернулась за спину.
— Подожди — захлопнула дверь прямо перед моим носом.
По ту стороны послышались голоса и похихикивания, а потом щелчок. И Полька выпорхнула прямо ко мне, быстро прикрыв за собой дверь.
На ней все еще было то самое бордовое сердцедробительное платье, разрывающее мою волю в хлам. Но помаду она уже успела стереть.
— Привет — тихо пролепетала, как будто мы не виделись сегодня утром в доме.
— Отойдем — я взял ее за хрупкие длинные пальцы и повел в конец коридора ближе к тупику. Туда, где ночным небом горели окна-витрины.
Увел ее чуть за угол, чтобы из коридора никто не пялился. И в этом пустом помещении, где были только мы с ней, мне казалось, что я услышал, как грохочет мое собственное сердце где-то в районе горла.
Встал у окна и развернул девчонку к себе, не выпуская из захвата хрупкие пальца. Наоборот, схватился и за вторую руку, чтобы уж точно не убежала.
А Полька так смотрела, что меня конкретно затрясло, как сопливого первоклашку, отвечающего в первый раз у доски перед всем классом.
— Это было… — не нашелся, как объяснить. — Ты очень красиво танцевала. Типа, как в шоу "Танцы".
— Эм, спасибо — Полька опустила глаза, и кончики ее ушей окрасились в алый. А потом вновь вскинула на меня глаза, стреляющие без промаха прямо по сердцу. — Ян, мне идти нужно, переодеться, а то кабинет закроют.
— Погоди — крепче сжал ее пальцы. — Не перебивай только, а то не решусь, ладно?
Девчонка лишь растерянно моргнула в ответ, плотнее сжимая побледневшие губы.
— Поль… — я приблизился плотнее, хотя, куда уж больше. — Я Люблю тебя.
Полина резко зажмурилась и мотнула головой, точно морок прогоняя. А потом стала выдергивать свои пальцы.
— Стой, стой — я перехватил ее за плечи. — Я и сам не знаю. Первый раз такое, понимаешь? Мне дышать нечем, как подумаю, что ты можешь кого-то другого… Как наваждение, слышишь? — мои слова утопали в ее шелковистых волосах у виска.
— Это больно — простонала девчонка. — Зачем ты так со мной, Ян?
Зарядила кулаком в грудь и дернулась с места.
Я за ней.
Нагнал и прижал спиной к себе, обхватывая поперек живота, который она тут же втянула и рвано выдохнула.
— Поверь, я не играю — стал беспорядочно целовать ее волосы, придвигаясь к щеке. — Сдаюсь тебе. Делай, что хочешь — добрался до скулы и спустился губами к шее. — Хочешь, принимай, хочешь — пошли. Только верь мне, Поля. Люблю тебя.
Развернул ее к себе лицом и накрыл губы, запуская руку в волосы, а другой оглаживая тонкую талию. К себе плотнее. Чтобы ни одного сантиметра. Чтобы чувствовать ее дрожь от своих прикосновений. Ведь она тоже. Я знал, что она тоже.
Лизнул нижнюю губу, призывая приоткрыть рот. Полька застыла, а потом подалась мне навстречу и ответила на поцелуй. И так надрывно и отчаянно, что у меня башню снесло. Затопило изнури вязкой субстанцией, приклеивая меня к этой девчонке намертво. Мы ухватились друг за друга, точно балансируя над бездной. Еще шаг, и вместе туда, в черную пасть.
Первой опомнилась Полина. Оторвалась от моих губ, переводя сбившееся дыхание.
— Я не могу — она сразу отступила на несколько шагов, прикрывая ладонью припухшие искусанные губы. — Не выйдет ничего.
— Выйдет — я за ней.
Словил и снова утянул в поцелуй, как дорвавшийся до самого ценного подарка. Как наркоман, поймавший кайф от самой сильной дозы.
— Всем расскажу. Будешь со мной.
Полька мотнула головой, отчего губы оставили влажный след на ее щеке.
— Мама велела даже не разговаривать с тобой. Иначе увезет.
— Я сам с ней поговорю. И с родителями поговорю. Давай прямо сегодня?
— Нет — она отстранилась снова, и я утонул в темном помутившемся море. И дышать стало нечем. Под толщей воды
