пять утра, не время спать.
– Данте, – прошептала Миа, чувствуя, что готова отдаться надвигающемуся оргазму, позабыв обо всех вопросах.
– Ты поедешь в Рим?
– Да! – выкрикнула она, наконец сдавшись под натиском его ловких пальцев. – О боже!
Данте убрал руку, но быстро овладел ею, заставив Миа застонать снова – от удовольствия. Она положила руки ему на грудь, и Данте принялся задавать ритм, двигая ее. Поддаваясь ритмичным движениям и покачиваясь в такт, Миа закрыла глаза.
– Открой глаза, – произнес Данте.
Поначалу Миа проигнорировала его слова.
– Открой, – потребовал он, и Миа повиновалась.
То, что она увидела, возбудило ее еще больше – она принялась задавать ритм сама, чувствуя, как ее все больше наполняет наслаждение. На миг Данте придержал ее и замер – и она поняла, что им тоже овладел оргазм. Понимание этого наполнило ее таким восторгом, что сдерживать свои чувства стало невозможно – и Миа последовала за ним на волне удовольствия.
Упав на грудь Данте и слушая, как мерно бьется его сердце, Миа думала: странно, что тело его так хочет ее, в то время как сердце протестует. И, глядя ему в глаза, она спокойно произнесла:
– Я и вправду не уверена насчет поездки в Рим.
Данте ответил ей таким же внимательным взглядом.
– Если отец и научил меня чему‑то, так это тому, что прятаться – худший выход.
– Все это прекрасно, но я не хочу сопровождать тебя две недели, а потом перейти в разряд бывших – пусть даже у меня и будет от тебя ребенок.
– Ладно.
– И зачем мне ехать с тобой в Рим?
Данте на миг умолк, растерявшись. Он не стал говорить Миа, что по‑прежнему не знает, какие слова произнести перед советом директоров – как и то, что ее присутствие ему бы помогло. Вместо этого он произнес слова, которые говорил всем женщинам, когда они начинали подбираться к нему слишком близко:
– Ты задаешь слишком много вопросов, Миа. Ты слишком много хочешь.
– Да, это так, – медленно улыбнулась она.
– Ты же не хочешь, чтобы я женился на тебе ради ребенка?
– Нет.
– Хорошо, потому что это самый неподходящий повод для брака.
Миа отвернулась, но Данте по‑прежнему обнимал ее. Нет, созналась она себе, она не желает быть женой Данте только лишь из‑за ребенка – ей было нужно от него куда больше. Вот только сам Данте считал это ненужным грузом и не принимал на веру.
Ей нужна была его любовь.
Миа не хотела ехать в Рим, зная, что там она точно не обретет покоя – и чем больше она думала о поездке, тем обиднее было ей при мысли о том, что Данте и не подумал привезти ее к себе домой.
– Я точно согласилась на это? – проворчала она, когда они с Данте шли к машине в утреннем сумраке – до рассвета оставался почти час.
– Да, – отозвался он.
Оба они были одеты по‑дорожному: на Данте были джинсы, а на Миа – мягкие брюки капри. Но в дорожной сумке ее лежало выглаженное платье – дело рук Сильвии, – и Миа собиралась надеть его, когда они с Данте заедут позавтракать неподалеку от Рима. А еще отчаянно хотелось спать – и Миа с радостью бы подремала в машине, но вот попутчик ее, похоже, хотел поговорить.
– Что мне сказать им про нас, Миа? – спросил Данте, когда они проехали маковые поля.
– Отрицай все.
– Ты хочешь сказать, я должен лгать? Не хочу.
– Тогда просто ничего не говори.
– Ты точно этого хочешь? – уточнил Данте. – Потому что это я могу – легко. Более того, с радостью скажу, что это их не касается. Мне не нужно одобрение совета директоров.
– Но они твоя семья.
Данте вздохнул.
– Мне не следовало соглашаться на работу с родными – всегда знал, что это ошибка. Черт побери, если бы Луиджи не был моим дядей, то, застукав его за азартной игрой, где он проматывал прибыль корпорации, я бы уволил его сразу. А Ариана только и делает, что тратит деньги.
Данте прошелся по всем родственникам, не забыв о ленивых кузенах и тетке, что предпочитала пить вино, вместо того чтобы его продавать. Все его аргументы сводились к одному: брак – лишь пустая трата времени. В конце он добавил:
– Я не скрываю своего поведения, и они думают, что имеют право меня осуждать.
– И твой отец тоже осуждал тебя?
– Нет. – Данте рассмеялся. – Он меня всегда поддерживал – и, наверное, знал, что я тоже его поддержу при случае.
– Да.
– Тогда почему он не сказал мне, что был геем?
– Думаю, он хотел, Данте, – ответила Миа. – Уверена, что, если бы он не заболел, все бы рассказал, несмотря на… – Она умолкла, но Данте догадался, что она хотела сказать.
– Несмотря на пожелания моей матери.
– Да, – нехотя признала Миа. – Думаю, так, но не знаю. Мы не все такие, как ты, Данте, не всегда получается не обращать внимания на слова других, когда они обсуждают твою личную жизнь.
Они еще немного поговорили о Рафаэле и Роберто.
– Орхидея была от него? – спросил Данте.
– Да, я забрала ее утром.
– Бедный Роберто.
– Да. Но я ему сказала, что он провел с любимым пятнадцать лет жизни, а это немало.
Они побеседовали еще немного об отце Данте и Роберто – но в конце концов беседа неизбежно вернулась к их собственным отношениям. Миа не могла не думать о многочисленных статьях в газете, смакующих пикантные подробности. Ей не хотелось, чтобы все это однажды прочитал ее ребенок – а то, как поведет себя сегодня Данте, во многом определит этот момент. И она спросила:
– Данте, что мы будем делать? Если все узнают о ребенке, то журналисты не оставят нам шансов.
– Мне все равно.
– Мне нет. Ненавижу, когда они пишут, что я твоя ма…
Миа умолкла, не в силах даже закончить фразу.
– Знаешь, – произнес Данте, – я уверен, что ты сможешь аннулировать брак.
– Возможно, и так, – согласилась Миа. – Но я никогда не поступлю так, я чту память Рафаэля – и думаю, ты тоже.
– Да, – ответил он. – Это просто размышления вслух.
– Наверное, мне стоит вернуться в Лондон и затаиться там, пока все не утихнет.
– Ты хочешь жить в Лондоне?
– Моя семья там.
– А что насчет моей семьи? – спросил Данте. – Ведь ребенок будет ее частью. Что, мне придется летать в Лондон, чтобы его повидать?
– Возможно, это будет девочка.
– Если так, то я не хочу жить за океаном,
