что можно контролировать. Это случается с тобой, и меняет тебя. Заставляет страстно желать быть с этим человеком, прожить с ним жизнь. Я хочу этого, и, надеюсь, ты тоже.
Я качаю головой. Желая этого. Это так здорово.
И так недосягаемо.
— Я не могу, — шепчу я, слабея.
— Почему? Объясни так, чтобы я понял.
Я смотрю на него, чувствую, как слезы струятся из глаз.
— Тот день, когда ты меня разлюбишь, убьет меня.
— О, милая, я хочу любить тебя до конца моих дней.
— Хотеть и делать — разные вещи. Однажды ты проснешься и захочешь, чтобы я ушла. Совсем как моя мать. Как все эти приемные родители.
— Но не бабушка. Она полюбила тебя с того момента, как встретила.
— Поэтому я ушла. Неужели ты не понимаешь? Если бы я осталась, она бы рано или поздно увидела меня настоящую. И прогнала бы.
— Ты ошибаешься.
— Всему приходит конец, Эдвард. Это универсальная истина.
— Да я лучше сойду в могилу, любя тебя, чем проживу остаток дней без тебя. И еще я знаю, что самые трудные вещи в жизни, причиняющие наибольшую боль, существуют потому, что они того стоят. Ты того стоишь. Не отворачивайся от того, что у нас есть, из страха.
Он обхватывает мое лицо, смотрит мне в глаза.
— Позволь мне любить тебя и строить с тобой будущее.
И целует меня. Мир, похоже, успокаивается. Земля под ногами твердеет, сердце успокаивается. А потом я переношусь назад, в холодный коридор. В моей руке Тед. Смотрю, как уходит женщина, для которой я пыталась быть всем, и я толкаю его в грудь.
— Нет! Нет! — Я не могу дышать, ничего не вижу. — Я не могу!
Мчусь к двери, в заднюю часть дома, подальше от гостей, прессы и бала. Вырываюсь в сад. Меня обволакивает холод.
Но этого недостаточно.
Я больше не хочу ничего чувствовать. Хочу забыть тепло его прикосновений. Забыть его слова.
Нужно бежать. Быть свободной.
Мне нужно, чтобы была только я.
Эдвард
— Просто убедись, что она получит это. Хорошо, Мари?
— Конечно, мастер Фицрой. Но может, лучше, если бы вы сами ей сказали, попрощались.
— Вряд ли это хорошая идея.
Я смотрю на лестницу, как будто могу увидеть Саммер за закрытыми дверями. Она избегает меня. Мучает молчанием. Два дня после бала — и ни слова. Я больше не могу выносить это. Быть так близко к ней и в то же время так далеко.
Руфус скулит у моих ног. Она отгородилась не только от меня.
— Ничего, приятель. Я постараюсь вернуть ее тебе, обещаю.
— И что мне сказать, если она спросит, где вы?
— Правду. Я в городе. — Мари продолжает смотреть на меня, я вздыхаю. — У меня есть номер в «Балморале».
Она кивает и смотрит на приближающегося к нам Джеймса.
— Ваша машина готова, сэр.
Я бросаю последний взгляд на лестницу, в надежде, что появится она, и все изменится. Но я вижу призрака воспоминания. Она стояла там два дня назад, такая неземная и захватывающая дух.
Я отмахиваюсь от воспоминания, иду к двери, пытаясь все исправить единственным известным мне способом.
Бабушка хотела, чтобы Саммер сделала Гленробин своим домом. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло.
Даже если это означает, что мне нужно уйти.
Саммер
Я поднимаюсь по каменным ступеням и смотрю на медную табличку на стене с именем мистера Макалистера.
Письмо Кэтрин Эдварду, переданное мне Мари по его просьбе, зажато в одной руке, мое письмо от Кэтрин — в другой. Не понимаю, зачем я принесла их.
Они одинаковы. Ей удалось написать личное сообщение, очень специфичное и в то же время подходящее нам обоим.
Интересно, подозревала ли она, что мы обменяемся письмами? Я могу только представить блеск в ее глазах, мягкую улыбку на губах, когда она писала нам.
Слезы катятся из моих глаз, я вытираю их.
Что я делаю?
Этот вопрос крутится в голове с тех пор, как я сбежала от Эдварда, чуть не доведя себя до переохлаждения. Если бы Джеймс не нашел меня, страшно подумать, в каком состоянии я бы находилась.
Мистер Макалистер уже ожидает меня в приемной и сразу ведет в кабинет.
— Кофе, чай, что-нибудь горячее? Ты выглядишь промерзшей насквозь.
— Я в порядке, мистер Макалистер. Спасибо.
— Итак, чем я могу помочь?
Его взгляд опускается на письма. Он явно узнал их.
— Мне нужно, чтобы вы сказали, существует ли способ мне отказаться от прав на Гленробин в пользу Эдварда.
Это не то, чего он ожидал, его хмурый взгляд говорит сам за себя.
— Я уже объяснял, Кэтрин хотела, чтобы вы оба пожили там один год, а потом…
— Я знаю, чего хотела Кэтрин, но не могу там жить. Просто не могу. — Я качаю головой. — И хочу, чтобы Эдвард смог сохранить его.
Мистер Макалистер молчит, мое сердце бешено колотится в груди. О чем думает этот человек? Почему молчит?
— Кэтрин была замечательной женщиной, мисс Эванс. Одна из самых замечательных женщин, которых я когда-либо встречал. И похоже, она также была кем-то вроде прорицательницы. — Он что-то достает из ящика стола. Письмо! И он протягивает его мне. — Я оставлю тебя, пока ты будешь читать его.
Он встает из-за стола и, проходя мимо, нежно кладет руку мне на плечо.
— Не торопись.
Он уходит, тишина становится такой тяжелой. Я открываю конверт, достаю письмо. Глубоко вздохнув, начинаю читать:
Моя драгоценная Саммер,
Я знаю, ты напугана. В тот день, когда я встретила тебя, за этой наглой улыбкой и жестким отношением я увидела испуганную маленькую девочку, отчаянно желающую быть любимой и все равно боящуюся этого.
Мне следовало вмешаться много лет назад, когда я увидела магию, возникшую между тобой и Эдвардом. Это напомнило мне о том, что было у меня с Беном, упокой, Господи, его душу.
Мы были вместе десять лет, прежде чем жизнь жестоко отняла его у меня, и да, это больно. Но разве я выбрала бы другое?
Предпочла бы не любить его и быть любимой в ответ? Никогда за миллион лет.
Правда в том, что идти по жизни в одиночестве вполне безопасно и может уберечь сердце от боли, но тогда твое сердце никогда не почувствует себя наполненным или удовлетворенным.
Ты всегда будешь искать очередного приключения, Саммер, пока не поймешь, что твое приключение — Эдвард.
Открой ему свое сердце. Впусти его. А он, в свою очередь, подарит тебе величайшее приключение.
Снова
