Это было сказано беззлобно, и Эллери не посчитала нужным реагировать.
— Не откроете ли дом? — спросила Амелия, подталкивая Эллери. — Мы снимаем снаружи, но нам нужно войти внутрь.
— Амелия, я только что вернулась. Это не совсем удобно…
— Поверьте мне, дорогая, десять тысяч фунтов стоят некоторого неудобства.
Эллери недоверчиво покачала головой. Даже сейчас Амелия вела себя так, словно была владелицей этого дома. Но почему-то это не злило Эллери. И она, улыбнувшись, открыла дверь перед Амелией.
Следующие два дня Эллери отсиживалась в своей спальне, проводя все время за ноутбуком, в разговорах по мобильному телефону и улаживая свои дела. Время от времени она спускалась вниз, чтобы перекусить и посмотреть, как гримируют моделей в кухне. Выглядывая в окно, она видела проводимые в отдалении съемки. И только в последний день съемок она поняла, почему Лоренцо остановил свой выбор на Мэддок-Маноре. Она пока не заходила в те комнаты, где шли съемки, но тут из любопытства заглянула в гостиную.
Какая-то модель распласталась перед камином. Но самое ужасное было то, что комнату переделали! Бутафорская паутина свешивалась с люстры и книжных полок, и все вокруг было покрыто бутафорской пылью и грязью. Занавески на окнах, хоть и потрепанные, но в приличном состоянии, были заменены какими-то лохмотьями.
Дом выглядел трухлявой развалиной, каким его и считала Амелия. Это был какой-то дом с привидениями, лачуга.
— Разве это не великолепно?
Эллери резко повернулась. На нее смотрела Амелия со счастливой улыбкой на лице.
— Как прекрасно сделана паутина! Мы наняли специального художника-оформителя. Посмотрите, как прекрасно выделяются на этом фоне платья!
Эллери посмотрела на девушку с невыразительным лицом в роскошном платье цвета фуксии на фоне выпачканного сажей мрамора. Эллери обладала достаточным вкусом, чтобы оценить красоту этого кадра. Красавица и Чудовище.
Но это был ее дом! Место, которое она пыталась поддерживать прошедшие полгода, а эта фотосессия выглядела злой насмешкой над тем, что ей удалось сделать, над ней самой.
И Лоренцо знал об этом все это время!
Эллери сделала глубокий вдох и снова выдох. Она подумала о деньгах и о том, куда они пойдут, и повернулась к Амелии с холодной улыбкой:
— Да, очень талантливо. Сегодня последний день?
Амелия нагло потрепала ее по щеке:
— Мы удалимся отсюда еще до времени чаепития, дорогая. Обещаю.
И они удалились. Эллери наблюдала за тем, как фотографы убирали свои камеры и вагончики, как мрачные модели садились в поджидающий их лимузин. Они убрали все атрибуты разрушения, и Амелия даже пригласила профессиональных уборщиц, чтобы те привели комнаты в прежний, «великолепный» вид. Если в ее голосе и была какая-то насмешливая ирония, Эллери этого не услышала.
Амелия была, кроме всего прочего, профессионалом.
Эллери отвернулась от окна и пошла на кухню, чтобы приготовить себе такую необходимую сейчас чашку чаю. Дом казался теперь совершенно пустым, и она была рада, что скоро опять уедет.
— Привет, Эллери!
Эллери, стоявшая у раковины и наливавшая воду в чайник, резко повернулась. Лоренцо стоял в дверях кухни. В открытую дверь ворвался порыв холодного воздуха.
— Что ты тут делаешь? — с трудом произнесла Эллери. Она не могла наглядеться на него. Ее взгляд задержался на его кудрявых волосах, сверкающих глазах, на легкой тени на подбородке. На нем был шерстяной плащ, а в руке он держал кожаные перчатки. Его щеки покраснели от холода.
— Можно войти?
Эллери услышала, что из крана все еще льется вода, и закрыла его.
— Да, конечно… Почему ты здесь, Лоренцо?
— Я приехал, чтобы вручить тебе чек.
— А-а-а…
Было глупо чувствовать себя разочарованной. На какой-то миг, увидев его, она воспрянула духом, а сердце забыло всю причиненную ей боль.
Теперь она все вспомнила. Эллери схватила чайник и поставила на плиту.
— Ты мог отправить его по почте.
— Я не хотел, чтобы он затерялся. Это большие деньги.
— Не для тебя.
— То, что у меня много денег, вовсе не означает, что я их не ценю.
— Ну, хоть что-то ты ценишь.
Эллери закрыла глаза, все еще стоя спиной к Лоренцо. Она сказала это слишком язвительно, а ей этого не хотелось. Она продолжала жить дальше, забывая Лоренцо, забывая глупые надежды, которые когда-то питала…
— Спасибо, тем не менее.
Она быстро повернулась и протянула руку.
Лоренцо не шелохнулся. Их взгляды встретились, но он ничего не сказал. Ничего не сказала и она.
— Мне жаль, — наконец тихо сказал он, — что все так произошло.
Словно это была какая-то случайность, поворот судьбы, а не его хладнокровное решение закончить все так бессердечно, отнестись к ней не более как к любовнице, которой она все время и была.
Эллери холодно улыбнулась:
— Чек, пожалуйста, Лоренцо.
— Эллери…
— Зачем ты приехал? На что рассчитывал? Между нами ничего нет, Лоренцо. И никогда не было. Ты довольно ясно дал это понять, когда освободил меня от своего присутствия…
— Это не так…
— Именно так! А каково мне было вернуться сюда и увидеть организованную тобой фотосессию? Превратили мой дом в какое-то трухлявое посмешище… Амелия объяснила все это…
— Это просто фотосессия, Эллери, и я знаю, что эти деньги…
— Черт побери эти деньги! И черт побери это твое просто! Это не просто фотосессия, или просто слово, или просто короткий роман. Для меня — нет! — Ее голос задрожал. — Наверное, тебе это помогает держать дистанцию: для тебя все просто.
— Перестань!
— Не перестану. С меня хватит! Я думала какое-то время, что люблю тебя. Или, по крайней мере, что смогла бы полюбить. Поэтому я так испугалась в тот вечер, когда попросила тебя ответить на телефонный звонок: подумала, глупая, что ты собираешься признаться мне в любви, и испугалась. Боялась испытать боль.
Лоренцо поджал губы, но ничего не сказал. Она сделала глубокий вдох. Теперь ей бояться было нечего.
— Мне всегда было трудно доверять мужчинам, а после того, как я узнала о двойной жизни своего отца, тем более. Вход в мое сердце был запрещен.
— Иногда, — тихо сказал Лоренцо, — это к лучшему.
— Я была уверена, что ты именно так и скажешь. Мы одинаково думаем. — Она грустно засмеялась. — И это один из вопросов, по которому наше мнение совпадает. — Она протянула руку: — Давай сюда чек.
Лоренцо медленно извлек конверт из нагрудного кармана.
— Что ты будешь с этим делать? — спросил он. — Снова постригать лужайки или чинить нагреватель?
