— Спасибо, дед. Пожалуй, по дороге я заеду в Дерби и подам вместе с родословной заявку на участие Дарлея в конных состязаниях. Пусть это будет сюрпризом для Флоренс.
— Еще неизвестно, какой сюрприз дожидается тебя на ферме, — тихо буркнул Джордж.
— Что ты сказал?
— Сказал, что ты еще плохо знаешь Флоренс, — огрызнулся старик.
— Ты не прав, я хорошо разбираюсь в людях. Могу тебя заверить, что Флоренс самая порядочная из всех женщин на земле. — Джон говорил с несвойственной ему запальчивостью. — Она мне напомнила тетушку Мередит, хотя внешне они не похожи, но что-то есть общее в их характерах.
— Тогда держись, Джонни! — с озорной улыбкой произнес Джордж. — Настоящая любовь обычно самое трудное испытание, которое выпадает на долю человека.
— Не беспокойся за меня, дед, я выдержу, — обещал Джон, пряча полученную родословную во внутренний карман легкой куртки.
— Я много видела лошадей, но такого, как ты, никогда. Ты прирожденный чемпион. Уверена, ты обязательно победил бы на предстоящих состязаниях и мы получили бы огромные деньги, — говорила Флоренс Дарлею, уткнувшись лбом ему в шею. Слезы закапали из ее глаз. Отчаяние разрывало грудь. Хотелось кричать, протестовать. За что судьба так распорядилась ею?
Стоявший до этого спокойно, Дарлей стал проявлять признаки нервозности. Флоренс подняла голову, утерла слезы и успокоительно погладила жеребца.
— Ничего, Дарлей, мы еще поборемся, обещаю тебе. А это всего лишь минутная слабость. Извини, мне просто не к кому пойти. — Флоренс вышла из стойла и услышала за спиной тихое ржание, словно жеребец пытался по-своему утешить ее. Обернувшись, она с улыбкой посмотрела на своего четвероногого любимца. — Спасибо, Дарлей. Обещаю, мы с тобой не расстанемся, что бы ни произошло в моей жизни.
Выйдя из конюшни, она посмотрела на окна коттеджа. Было еще рано, и вряд ли Джон дома. Он обещал вернуться к семи. Чем больше Флоренс размышляла над сделанным ею открытием, тем сильнее становились ее сомнения, что Джон Картерс, которого она полюбила, и богатый плейбой с фотографии одно и то же лицо. Не мог ее Джон так зло подшутить над ней. Вступив с ним в близость, она обнаружила в нем такое мальчишеское простодушие и доверчивость, что временами ощущала себя старше его. В дом идти не хотелось, пришлось бы все рассказать матери, а Флоренс не желала огорчать мать, пока отец болен. Ей и так досталось в жизни! — думала она. Разве есть у нее право своей строптивостью причинять матери новые страдания? Остается только один выход: зажать сердце в кулак, смирить гордость и выйти за Эрика Рэнделла, чтобы обеспечить своим родителям безбедное существование на старости лет. Плечи Флоренс поникли под грузом моральной ответственности за своих стариков. Опустив голову, она поднялась по ступеням небольшой лестницы в коттедж, прошла в кабинет Джона и села за письменный стол. Мозг ее лихорадочно искал возможный вариант наименее болезненного выхода из ситуации. Поэтому, когда зазвонил телефон, она вздрогнула.
— Слушаю, — еле слышно произнесла она, сняв трубку.
— Алло! Джонни? — услышала она приятный баритон.
— Его нет, — охрипшим от волнения голосом ответила Флоренс, — он еще не вернулся.
— Передайте ему, пожалуйста, что его предложение принято правлением банка. Скажите, что звонил Стивен Болдуин.
— Какой Стивен Болдуин?
— Джон знает, в Международном инвестиционном банке есть только один Стивен Болдуин. — Стивен был так переполнен гордостью за собственную удачу с предложением Джона, что совсем забыл об осторожности. — Простите, с кем я говорю? — спохватился он, но Флоренс уже положила трубку.
Значит, Джон Картерс не обанкротившийся мелкий предприниматель, а, напротив, процветающий финансист, владелец семейного капитала, совладелец могущественного банка в Лондоне. По непонятной ей пока прихоти его занесло на их ферму… Но зачем? Зачем он играл с нею в любовь? Чтобы потом в кругу своих клубных друзей похвастаться очередной победой над девушкой из народа? Легким романом с глупой провинциалочкой, которая оказалась на удивление отзывчивой? А сколько экзотики! Любовные объятия на сеновале, например…
Флоренс сорвалась с места и побежала в дом. Осторожно, чтобы не наткнуться на мать, она проникла в библиотеку, схватила журнал и бегом вернулась с ним в коттедж. Джон все еще не появился, хотя назначенный срок уже прошел. Положив журнал на письменный стол, чтобы он сразу бросился в глаза, Флоренс стала лихорадочно запихивать все его вещи в рюкзак, который обнаружила на вешалке в прихожей. В этот момент Джон стал для нее виной всех постигших ее несчастий. Кровь стучала в ее ушах, когда она рвала в клочья постельное белье, на котором еще прошлой ночью занималась любовью с этим, с этим… предателем! Злые слезы отчаяния и досады брызнули из ее глаз, когда под подушкой Джона она обнаружила свою порванную серебряную цепочку. Вдруг ослабев, она опустилась на матрас, уткнулась в обрывки простыни, которые держала в руках, и разрыдалась. Горе ее было так велико, что она ничего не видела и не слышала.
Джон, окончательно не решивший, рассказать ли Флоренс всю правду о том, почему он оказался на их ферме, сидел в это время в своей машине на стоянке. Наконец он пришел к мысли, что любая ложь, которая останется между ними, может в дальнейшем явиться причиной их семейных раздоров. Пусть узнает обо мне всю правду, решил он. Если она меня любит, то в конце концов простит за невинный в общем-то обман. С легкой открытой душой он вошел в коттедж. Флоренс он не увидел, но на его письменном столе лежал номер за прошлый месяц журнала «Коневодство», раскрытый на странице, где была помещена фотография их семейства, хотя статья была посвящена в основном успехам Джорджа Картера в выведении породистых лошадей. Кажется, автор статьи не очень-то лестно отзывался в ней о нем. Повеса или плейбой, что-то в этом роде, вспомнил Джон. Значит, Флоренс уже знает. Он огляделся и только тут заметил, что в комнате царит беспорядок, часть бумаг с письменного стола оказалась на полу, а некоторых вещей не хватало. Сердце его неприятно заныло.
— Фло! — негромко произнес он, глядя на вход в свой спальный закуток и инстинктивно почувствовав ее присутствие.
— Слушаю вас, мистер Картер, — ледяным тоном отозвалась Флоренс и вышла к нему. Глаза ее были сухими, но краснота опухших век свидетельствовала о том, какой ценой далось ей ледяное спокойствие.
— Я сам хотел тебе рассказать о… — начал он, но Флоренс не дала ему договорить.
— О том, как шутят богатые?
