— А как насчет того бедняги, с которым ты встречалась за спиной Дэвида? — насмешливо поинтересовался Гордридж. — Почему ты не признаешь этого, Эстер? Ты очень сладострастная женщина, но не актриса — если судить по вашему маскараду. И ты не смогла бы имитировать удовольствие, которое получала, когда я обнимал тебя! Ты так же виновна, как и я. И могу заверить, что придет время, когда ничто не сможет остановить нас!
Эстер смотрела на него во все глаза. Значит, он считает, что стоит ему только прикоснуться к ней, посмотреть на нее определенным образом, как она растает в его объятиях, уступит любой его прихоти, с готовностью отдаст ему всю себя. Это было правдой, но она не могла позволить ему думать так.
— Ты ошибаешься, — твердо сказала она. — Я совсем не такая. И не мечтай, что тебе когда-либо еще удастся дотронуться до меня! Твое поведение не имеет оправданий, особенно принимая во внимание твои отношения с Уэнди!
— Мои… отношения с Уэнди? — Гордридж казался странно довольным. — И какие же это, ради Бога, отношения?
— Словно ты не знаешь! — раздраженно воскликнула она. — Ты мерзавец, Филип Гордридж, и я ненавижу тебя!
— Ты уверена, что это именно ненависть? — усмехнулся он.
— А что же еще?! Я бы не влюбилась в тебя, даже если бы ты оказался самым прекрасным мужчиной на земле! — выкрикнула она в панике. — А ты — похотливое животное, которому незнакомы никакие понятия о человеческих чувствах!
— Ты действительно так думаешь?
Наконец-то в его глазах промелькнула растерянность, и Эстер была рада. Тысячу раз рада! Ей хотелось сделать ему больно. Он оскорблял ее, почему же ей не ответить ему тем же?
— Разумеется! Кто тебя по-настоящему интересует: я или Уэнди? Или никто из нас? Ты просто играешь с нами, поскольку мы оказались под рукой! Ты говорил, что никогда не женишься, но это не мешает тебе развлекаться, и тебя не беспокоит, если ты походя разобьешь чье-нибудь сердце!
Гордридж больше не улыбался. Он смотрел на нее, сдвинув брови, и глаза его были суровыми.
— Если таково твое мнение, то мы, похоже, принадлежим к одному типу людей. Может быть, мы подходим друг другу гораздо больше, чем ты думаешь.
— Наглец! Ты все это начал!
— Но ты не попыталась остановить меня! — заметил он.
— Я не могла!
— Или не хотела, — отозвался Гордридж с насмешливой улыбкой на губах.
— Ненавижу тебя!
Эстер понимала, что повторяется, но не могла найти других слов. Она наконец догадалась схватить тенниску, оставленную на песке, и натянула ее на себя. Тенниска доходила ей до середины бедер, и Эстер почувствовала себя в относительной безопасности.
— У тебя красивое тело, Эстер, — неожиданно спокойно и задумчиво произнес Гордридж. — Дэвид счастливчик!
Она могла бы сказать ему, что между ней и Дэвидом все кончено, но промолчала. Ей нужен был предлог, чтобы держать Филипа на расстоянии. Она не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы сделать это самой…
Когда Гордридж предложил вернуться в лагерь, она покорно поплелась следом за ним, хотя предпочла бы побыть какое-то время одной, чтобы восстановить душевное равновесие, которое он расколол на куски.
— А где твои сандвичи? — удивленно спросила она в ответ на его предложение приготовить ланч.
— Я их оставил там.
— Тогда не стоит ли тебе вернуться назад? Эдвард может начать беспокоиться…
Его губы скривились.
— Если ты пытаешься отделаться от меня, то боюсь, что разочарую тебя. Я решил остаться здесь до конца дня. Почему бы тебе не посидеть в тени, пока я приготовлю еду?
Эстер совсем не хотела есть: она была слишком смущена и взволнована. Но его пребывание на кухне даст ей, по крайней мере, несколько минут передышки.
Она отошла подальше и намеренно села так, чтобы не видеть Гордриджа, ибо понимала, что в противном случае ее глаза будут прикованы к нему. У нее не было никаких сомнений, что, когда она наконец вернется в Лондон, то будет так же несчастна, как Эдвард после развода с женой. Впрочем, "несчастна" — не совсем подходящее слово: она будет абсолютно уничтожена…
Эстер подумала о брате, и неожиданно ей стало стыдно. Ведь Эдварду сейчас гораздо тяжелее: сначала он потерял Эстер, а теперь теряет работу, которая помогала ему восстанавливать мир в душе. Она наверняка справится со своим чувством к Гордриджу быстрее, чем Эдвард — с таким тяжелым двойным ударом судьбы. Время лечит все раны, а ведь их с Филипом практически ничто не связывает. Ее любовь совсем молода: она длится всего вторую неделю. А Гордридж и вовсе никогда не любил ее… Глупо так убиваться над тем, чего у тебя нет и не было!
— Ланч готов! — Бодрый голос Филипа прервал ее грустные мысли. — Иди поешь!
Эстер с трудом встала со стула и направилась к раскладному столику, который они обычно использовали во время еды. Увидев Филипа, она с досадой почувствовала, что сердце ее опять куда-то проваливается. Он натянул рубашку, но от этого его притягательная сила не уменьшалась. Глаза были угрюмо-задумчивыми, хотя голосу он явно пытался придать беззаботность. Может быть, то, что произошло между ними, все-таки произвело на него какое-то впечатление?
Они уже использовали все свои запасы свежих продуктов и теперь жили на консервах и концентратах, которые иногда дополнялись лобстерами или лангустами, пойманными Гордриджем. В открытом океане за пределами залива было, конечно, изобилие рыбы, но из-за опасных течений никто из них не отваживался заплывать так далеко. На острове не росло никаких фруктовых деревьев, поэтому их питание становилось несколько однообразным. Эстер даже пару раз пекла хлеб и, хотя он получался довольно неказистым на вид, никто из мужчин никогда не жаловался.
Теперь она ждала, что он предложит ей тушеное мясо на толстом куске хлеба. Но вместо этого Гордридж открыл банки с морским окунем, картофелем и горошком.
Он также откупорил бутылку, которая стояла в холодильнике с момента их прибытия на остров, и с большой торжественностью налил вино ей в стакан. Похоже, он хочет, чтобы я запомнила сегодняшний день, с неясной тревогой подумала Эстер.
Филип поднял свой стакан.
— За нас!
— По-моему, никаких "нас" не существует, — холодно заметила она. — Давай лучше выпьем за твою книгу. Желаю тебе всяческих успехов с ней!
Гордридж был явно недоволен, но постарался не показать вида.
— Ну что ж, тогда за мою книгу, если она когда-нибудь все же будет напечатана.
— Разумеется, будет! Ведь я же скоро поправлюсь…
— Тебе потребуется еще много времени, — проворчал он. — Уэнди, к сожалению, печатает слишком медленно. Но, может быть, ты нарочно тянешь время в надежде, что я передумаю и разрешу тебе и Эдварду остаться?
