Лишь поздним вечером и с огромным трудом детей удалось уговорить отправиться спать. Ральфу и Беатрис предстояло заняться подарками. Со времени совместной поездки по магазинам они по негласной договоренности оставались наедине друг с другом как можно реже. Когда дети были рядом, казалось, что они в состоянии вести себя естественно, но стоило ненадолго оказаться вдвоем, как неумолимо возвращалось болезненное напряжение.
Однако нынешняя ночь была особенной. В Рождество не до жеманства! Ральф приготовил три длинных чулка, и Беатрис наполняла их, разбирая кучу новеньких игрушек, пакеты с конфетами и фруктами. Когда подарочные наборы приняли, на ее взгляд, вполне удовлетворительный вид, девушка облегченно вздохнула, с грустью вспомнив собственное детство.
— Готов поспорить, что вы и сейчас не прочь получить рождественский подарок! — заметил Ральф.
— К несчастью, детство уходит безвозвратно. Мы взрослеем, и наши чувства становятся другими… — задумчиво ответила она.
— Согласен, — сказал он, — но разве другие чувства менее прекрасны? Я думаю, возможны события даже более невероятные, чем, проснувшись, найти у своей постели рождественский чулок.
Он определенно дразнит ее, подумала Беатрис. Проснуться рядом с Ральфом было бы в тысячу раз более волнующим, чем любые подарки. Последние три дня она старалась не думать слишком много о своей любви к нему. Лежа в постели, Беатрис позволяла себе помечтать о том, что грязной подоплеки их знакомства просто не существует.
И тогда Ральф, конечно же, не отпустит ее назад, в Лондон. В течение дня труднее было забыть реальность происходящего, и она терзалась, понимая, что не в силах ничего изменить. Когда все собирались за чаем у камина, отрезанные от суетного мира нескончаемым снегопадом, Беатрис ловила себя на мысли, что они похожи на настоящую семью, и сердце болезненно сжималось от горького осознания, что этому не суждено сбыться. Близится первое и последнее Рождество в их жизни…
Беатрис наблюдала, как он заворачивает набор для рисования, предназначавшийся Софи. В каждом движении Ральфа чувствовалось, что он счастлив от того, что сейчас она здесь, рядом. Ральф еще ничего не знает и… Хватит воображать, будто они женаты и заворачивают подарки для собственных детей, упорно внушала она себе. Это путь в никуда! И вместе с тем, что бы ни ожидало их впереди, рождественская ночь в Кроуфорде будет счастливой!
Ральф перевязал пестрой лентой последний подарок, положил его под елку и, посмотрев на часы, с волнением произнес:
— Без десяти двенадцать. Вам не кажется, что уже пора сыграть «Счастливое Рождество»?
— Вы хотите, чтобы я пошла проверить, спят ли дети?
— Я сам схожу, — сказал он, — отдохните, Трикси, посидите у камина.
Беатрис опустилась на ковер перед огнем, жадно поглощающим смоляные поленья. Вереница противоречивых предчувствий вовлекла ее в свой хоровод. Она не сразу заметила, что Ральф вернулся и стоит совсем рядом, молча глядя на нее.
— Уже… уснули? — спросила Беатрис, пугаясь звука собственного голоса.
— Спят без задних ног. — Ральф, протянув руку, помог ей подняться. — Я хочу показать вам кое-что.
— Что случилось? — недоумевала она.
— Пойдем, увидите сами.
Он провел ее через холл и открыл входную дверь.
— Взгляните!
От восхищения у Беатрис захватило дух. К полуночи метель утихла, небо очистилось от туч и теперь явилось во всем своем великолепии, мерцая мириадами звезд. Их свет, отражаясь на чистом снегу, превращал сугробы в волшебные горы бриллиантов. Ни один звук не нарушал божественного величия. «Тихая ночь, святая ночь»… Беатрис тихонько напела слова рождественского хорала.
Ральф кивнул.
— Вот и дождались, дорогая, — сказал он мягко. — Счастливого Рождества!
Беатрис почувствовала, как перехватило горло от неожиданных слез.
— Счастливого Рождества… — откликнулась она чуть слышно.
В эти мгновения ей показалось, что она впервые ощущает истинное значение светлого христианского праздника, глядя на сверкающий снег, почти прижавшись к Ральфу, благоговейно вдыхая чистый морозный воздух.
И вдруг, случайно приподняв голову, девушка ахнула от неожиданности. Прямо над входной дверью покачивалась пышная охапка омелы.
— Кто повесил их здесь? — изумленно спросила она.
— Кто повесил? — Ральф, следуя за ее взглядом, недоуменно развел руками. — Право же, я не в курсе, — сказал он странным голосом. — Но, кажется, я стою как раз под омелой.
Сердце Беатрис замедлило свой бег, казалось, каждое биение сопровождается глухой болью.
— Это намек на то, что я должна поцеловать вас?
Она старалась изображать полнейшую беззаботность, но чувствовала, что плохо владеет собой.
— Только если сами этого хотите, — ответил Ральф.
Их глаза молниеносно встретились, и в одно мгновение все сомнения Беатрис растворились в единственно верном решении — она не должна больше притворяться.
С отчаянной решимостью пальчики Беатрис легли на его широкие плечи.
— Я хочу… Нет, это неправда. Я безумно хочу!
Ральф не двинулся, но она знала причину его скованности, ведь он обещал не трогать ее до тех пор, пока она сама не сделает первый шаг. Сейчас наконец долгожданный момент наступил. Несколько мгновений Беатрис стояла не шелохнувшись, наслаждаясь предвкушением поцелуя, потом, уже без всякого стеснения, повелительно вскинула руки ему на шею.
— Итак, сиятельный барон, — прошептала она, — пора начать пытку.
Когда Беатрис оторвалась от него, Ральф поднял голову, в его глазах мелькнуло нечто похожее на слезы.
— Господи, я недостоин такого… я… — Чувствовалось, что он на грани полного самозабвения.
Неужели это не сон?! Не игра ее издерганного воображения? Неужели сейчас их тела, так неодолимо стремящиеся к соитию, разделяет лишь одежда? И она замирала от наслаждения, все теснее приникая к нему, ощущая вкус его губ, силу его мышц, а он все целовал ее, целовал, целовал…
— Беатрис, — едва промолвил он, задыхаясь. — Трикси… моя судьба.
Ральф нежно перебирал ее волосы, и она закинула голову, дрожа от ощущения его губ чуть пониже уха, именно там, где билась голубая жилка.
— Знаешь, я хотел поцеловать тебя с того самого вечера, когда этот проклятый доктор привез тебя домой.
— Почему же ты не сделал этого? — пролепетала она.
— Я обещал тебе, что не буду, — по-детски напомнил Ральф. — Ты не представляешь, как трудно разыгрывать роль… И потом мне казалось, что ты вовсе не стремишься к этому.
— Я изменила свое мнение, — кокетливо заявила Беатрис, склонив головку ему на грудь.
