понимала, что только сейчас осознала, насколько она была напугана. Ей хотелось подбежать и обнять его, почувствовать его плечи под своими руками и убедиться в том, что он в полном порядке, но она также понимала, что еще не заслужила этого. Финн, по крайней мере, выглядел отстраненным и холодным – он не поприветствовал ее своей обычной озорной улыбкой. Подойдя ближе, девушка произнесла:
– Прости меня.
Она отметила, что он тоже не сделал попытки обнять ее – лишь стоял, и на его лице застыло странное отчужденное выражение, отчего холодок разливался в ее груди.
– За что? – спросил он.
– За то, что усомнилась в тебе даже на минуту. Я довольно быстро поняла, что тут ничего не сходится – поняла даже до того, как Стоун и Грэй пришли ко мне. Но я позволила сомнениям и страху овладеть собой и убедить меня в том, что ты сделал что‑то плохое.
– Ничего, – ровным голосом произнес Финн.
– Нет, это не так.
– А знаешь – да, ты права. Это серьезно. Я изменился ради тебя и Ноа, Женевьева, я отдал часть себя ради новой жизни. После смерти Сойера я начал воровать, чтобы заглушить боль, но еще одна причина была в том, что я как бы пытался напомнить себе, кто я на самом деле – подонок. Ведь хорошие люди не воруют.
Женевьева сделала шаг вперед.
– Прекрати. Ты хороший человек, Финн, один из лучших, кого я когда‑либо встречала.
– Глупости. Выражение твоего лица, когда ты увидела меня, садящимся в полицейскую машину, сказало все – ты мне не веришь. И что бы я ни делал, никогда в меня не поверишь.
– Это не так. – Женевьева сделала еще шаг вперед. – Ты заслуживаешь моего доверия, и дело не только в том, что ты уже это доказал, но и в том, что я знаю, кто ты. Я знаю, что у тебя есть свой кодекс чести – может, он и отличается от ценностей других, но для тебя твои принципы непоколебимы. Ты бы никогда не причинил мне боль и не использовал бы меня. Ты прав, мне следовало больше доверять тебе, но я тоже человек, Финн, и я ошиблась.
Какое‑то время Финн смотрел на нее, но по его выражению лица было сложно угадать, о чем он думает, – и это пугало больше всего. Но, наконец, он сделал шаг вперед и провел пальцами по ее щеке.
– Боже, я не могу сердиться на тебя. Конечно, я бы никогда не причинил вреда тебе или Ноа, вы двое для меня весь мир.
Женевьева закрыла глаза, наслаждаясь теплом его руки.
– Но я дал тебе причину сомневаться во мне, и мне жаль, – с горечью произнес Финн.
Качая головой, Женевьева притянула его ближе к себе.
– Несправедливо наказывать тебя за единственную ошибку, которую ты к тому же признал, за которую извинился и сделал все возможное, чтобы воздать мне сторицей. Каждым своим словом и поступком ты выказывал мне лишь поддержку. Ты принимаешь меня такой, какая я есть, радуешься моим успехам. Ты отличный отец нашему сыну. Нам повезло, что у нас есть ты. – Женевьева приложила руки к его лицу. – Я люблю тебя, Финн, и всегда любила – с момента первой нашей встречи. Ты такой живой, интересный и понимающий! С тобой не всегда легко…
Финн рассмеялся.
– Но это того стоит! Ты лишь притворяешься сорванцом и негодяем, но в глубине души ты хороший человек с прекрасной душой.
Женевьева могла бы говорить и дальше, но Финн вдруг прижал ее к себе и пылко поцеловал. Позади раздался многозначительный свист. Однако им было все равно.
– Замолчи, женщина, – прошептал Финн, наконец оторвавшись от ее губ. – Дай парню шанс тоже признаться в любви. Не знаю, чем я заслужил тебя – или Ноа, – но оставшуюся жизнь я планирую провести, наслаждаясь этим даром. Не могу, правда, обещать, что не натворю чего‑нибудь.
Теперь смеялась Женевьева.
– Не сомневаюсь.
– Но я обещаю, что всегда буду ставить на первое место интересы семьи и буду их защищать. Стоун и Грэй помогут мне в этом.
– Только пообещай, что, если вдруг почувствуешь, что этого недостаточно, поговоришь со мной.
Я не стану судить, Финн. Я хочу поддерживать тебя так же, как это делал ты.
– С радостью обещаю.
Он снова поцеловал ее, а потом, обняв за плечи, предложил:
– Пойдем домой к сыну.
Финн наблюдал за Женевьевой, стоящей посередине конференц‑зала и нервно оглядывающей его, – он знал, что она нервничает, не далее как сегодня утром она в этом ему призналась. Но знал он также и то, что она станет самым замечательным управляющим компании «Райли интернешнл» – после ареста деда Женевьева заняла его пост. Ника тоже арестовали, но ему удалось скостить себе срок в обмен на признание в том, как Лэкленд придумал замысловатый план, желая разрушить все замыслы внучки и заставить ее на коленях приползти обратно. И все же обоим предстояло провести несколько лет за решеткой. Финн был уверен, что этого мало, но тут ничего нельзя было сделать.
Женевьева не сразу приняла пост, но после долгих дискуссий согласилась, при условии, что главным ее делом останется работа с украшениями. Теперь ей предстояло много тяжелой работы, но все верили в ее способность сделать компанию вновь успешной. К ее счастью, «Митчелл бразерз» проявила понимание и дала ей время на восстановление испорченных фрагментов коллекции. Запуск ее отодвигался, и, хотя самое горячее рождественское время было упущено, это не имело значения. Благодаря рекламе и хорошей работе украшения продавались отлично – кроме того, Женевьева уже вела переговоры с «Митчелл бразерз» о сотрудничестве с «Райли».
Конференц‑зал медленно наполнялся людьми – среди них оказались Стоун и Грэй, с которыми Женевьева консультировалась перед тем, как принять пост управляющего. Для Финна их сближение стало приятным сюрпризом. Учитывая их опыт в ведении бизнеса, он считал, что можно полагаться на их экспертизу, пока Женевьева сама не встанет на ноги.
Увидев, что друзья встали по обе стороны от него, Финн спросил:
– И что я сделал на сей раз?
– Ничего, – ответил Грэй.
– Врешь.
Пожимая плечами, Стоун сказал:
– Нам просто интересно, долго ли тебе придется убеждать ее выйти за тебя замуж.
Финн удивленно посмотрел на обоих – на губах Стоуна играла понимающая ухмылка, Грэй же смотрел прямо перед собой, и выражение его лица ничуть не изменилось.
– Вы смеетесь, ребята?
– У нее нет семьи, потому мы и беспокоимся за нее, – пояснил Стоун.
Ладно, подумал Финн, это будет забавно.
– Ну,
