холодильник: три бутерброда из белого хлеба с колбасой и сыром, которые я сделал еще утром. Даже несмотря на далеко не самый презентабельный внешний вид (я упаковал их в фольгу, сильно помяв), аппетит напал зверский. Я схватил первый и с жадностью пихнул его в рот чуть ли не полностью, откусив огромный кусок, после которого остаток даже как-то жалко стало оставлять, так что, чуть-чуть прожевав, я и его запихал следом. От хлебно-колбасно-сырной каши, сухой, соленой и чуть кисловатой от копченой колбасы, во рту тяжело было двигать языком; даже, кажется, дышать было не очень удобно, но я не растерялся, как смог открыл рот и залил туда обжигающего чая. Комок в полости рта медленно обмяк, начал хорошо разжевываться и спустя какие-то пару-тройку секунд уже лежал в желудке. Это немного успокоило моего внутреннего чревоугодника, так что второй, а затем и третий бутерброд уже употреблялись медленнее и безопаснее, с полным ощущением вкуса.
Через десять минут я уже стоял на балконе. Холодный воздух бил в лицо, запах свежести дурманил голову, хотелось почему-то радоваться; бегать и кричать от этой самой радости. Обожаю ночи, когда приходит вдохновение, эмоции, надежды!
В «VK» пришло сообщение от Вани:
«Да ты просто лучший. Я не особо слушал, конечно, что ты читал… но всем, кажется понравилось. Молодец!»
Я вновь удивился.
«Спасибо-спасибо», – напечатал я.
«Когда выйдет твой следующий бестселлер?»
«Ну, для начала надо придумать идею».
«Думай-думай».
«Ага».
«Но все-таки пока ты известный только лишь в этом кругу, может быть, в городе, не больше. А вот если бы на всю Россию, то это было бы другое дело. Вот денег бы тебе повалилось. Сколько там нобелевская премия?».
Жаль, что он не знал, что в нынешнее время для получения нобелевской премии необходимо писать или «политоту», или угождать всем меньшинствам разом.
«Ну не все же сразу, – ответил я. – А премия миллион долларов».
«Слушай, а та девушка, с которой ты ушел, это же Даша?»
Я еще больше обрадовался. Раз ее видел Щеголев, то значит она настоящая, а не какой-то бред моего больного мозга!
«Ага».
«Ну нормально. Мне не очень, конечно, но может это и к лучшему».
Меня немного резануло, что она ему не понравилась внешне, ибо это же нонсенс какой-то! Как она может не нравиться?!
«Ну окей».
«Слушай, а на кой черт она тебе сдалась? Деньги придется на нее тратить ведь. Ты и так считай еле живешь с этими расходами на еду и квартиру, а тут еще девушка».
«Да это ничего»
«Ну а вот зачем она тебе тогда сдалась?»
Я долго думал, что бы ему такое написать.
«Для любви».
Это было чистейшей правдой. Я еще лет с пятнадцати очень хотел любви. У меня не было любви от матери, а потому я так стремился найти возлюбленную, которую сам бы обожал до умиления, и которая меня бы обожала точно так же. У меня слишком сильная потребность в заботе. Мечтал найти любовь платоническую, даже думать не думая о любви постельной, ибо сладострастие и все с этим связанное любовь поистине опошляет. Я в первую очередь хотел встретить человека, которого я бы смог обнять и который бы в ответ обнял меня. По ночам, погружаясь в безвременье, я видел лучшую жизнь, где встретил абстрактную ее, мы разговорились, подружились, затем дружба переросла в любовь и все у нас с ней хорошо и прекрасно. Порой так прекрасно жить в иллюзиях… Я находил надежду в ожидании любви, я был уверен, что в любви я бы наконец ожил, просветлел, вновь начал бы любить жизнь, воскрес морально, все давно умершие и забытые чувства вновь бы показались, и я бы расцвел! Но ее все не было и не было, как бы я ни мечтал и как бы о ней ни просил… Тем временем мои знакомые писали мне сообщения, мол, я поговорил с одной любимой для меня девушкой, она сказала, что у меня есть все шансы, мы с ней начали встречаться и так далее. И тогда я просто взял и задавил, задушил, заткнул в себе желание найти любовь; убил в себе жажду любви. Просто уничтожил ее. Ибо кому я сдался? Посмотрите на меня! Да мне самому собственное лицо противно, так что уж говорить о других?
Наконец я сменил свое отношение к этой дряни. Любви в жизни нет. Это слишком высокий, слишком чистый для этого мира концепт. Есть страсть, привязанность, дружба, – что угодно, – но не любовь.
И вот во мне вновь появилось что-то странное. Уж не знаю, к добру это или нет. А самое ужасное, что теперь, мечтая по ночам, я вижу не абстрактную девушку, я вижу Дашу… Точно так же было и в прошлый раз. Я знаю к чему это приведет.
«Ой, да какой к черту любви. Я вот хотел бы найти женщину такую, знаешь, в возрасте. Богатую. В идеале еще бы сумасшедшую. Пожил бы с ней годочек-другой, да и развелся бы, отхватив половину имущества».
Юмор у Щеголева всегда был, так сказать, не для всех, специфический; настолько не для всех, что вообще непонятно для кого. Пошлость, только и всего. Все истинные высокие чувства давно забыты или отвергаются. И как же жаль за этим всем наблюдать.
Я повалился на диван, машинально положив на язык таблетку. День выдался длинным, волнительным, но насыщенным. Перед сном я кинул взгляд в окно, на белый лунный диск. Само по себе вырвалось: «Даша»; я улыбнулся звуку этого прекрасного имени. «А пойду-ка прогуляюсь», – сказал я себе. Спать не хотелось от слова вообще. Странно. Но сейчас я даже был несколько этому рад.
Я всегда любил ночи, особенно летние и зимние. Ночь – особое время, которое меняет человека, наполняет его непередаваемыми чувствами, романтикой что ли. По крайней мере меня, ведь ночью я становлюсь совсем другим человеком. Ночью я вновь начинаю верить в жизнь, вновь обретаю какую-то надежду. Но сегодня была не просто ночь, сегодня было настоящее чудо. Я шел, смотря в небо, где ярким фонарем светила большая белая луна, где искрами блестели россыпи тысяч мелких звезд. Боже мой, какая прелесть! Да такой ночи никогда не было! И какая свежесть, какая красота!
Сейчас во мне было столько всего, столько разных чувств и эмоций, что я чуть ли не разрывался от них. Но, увы, я не в состоянии выразить их доступными для меня языками. Я бы очень хотел передать эти ощущения так, чтобы слушавший меня человек
