— Нет. Помолчи. Повтори то, что ты только что сказал.
Он повторил, и она снова прижалась к нему.
— Мне так хорошо с тобой. — Ее губы легко касались его груди, напоминая прикосновение крыльев бабочки. — Я люблю маму, но она почти никогда не говорила добрых слов. Только ругала за что-то. А отец… Сколько я себя помню, он никогда не интересовался моими делами. Утром уходил, вечером приходил. Смотрел телевизор. Ложился спать. Он даже не целовал меня на ночь. Не спрашивал, как я учусь, кем хочу стать, когда вырасту. — Она вздохнула. — Я знала, что папа и мама любят нас с Малкольмом и делают для нас все, что могут, но никогда не получала от них совета, не слышала ласкового слова. Они не умели говорить о любви, не умели выражать ее.
Мигель кивнул, и Карина поняла, что он слушает и старается понять.
— Когда мы познакомились, когда я полюбила тебя, то сразу установила пределы, определила какие-то условия. Ты ничего не знал об этом и часто упирался в ту стену, которую я выстроила вокруг себя. Я не говорила тебе всей правды, потому что боялась. О таком мужчине, как ты, мечтает любая девушка. Ты шутил, когда сказал, что моя мать считает тебя богом, но для меня это не шутка. Разве могла я, живя в Гринвуде, мечтать о том, что встречу такого, как ты. Ты щедрый и добрый. Сексуальный. Надежный. Чудесный. Ты такой мужественный. Я просто не могла поверить, что мне так повезло. И, конечно, боялась потерять тебя.
Мигель заботливо поправил на ней одеяло.
— Я была потрясена, когда поняла, что нравлюсь тебе как Рина Роуз, но нисколько не сомневалась, что никогда не понравлюсь тебе как Карина Мелроуз, вырвавшаяся в Нью-Йорк из глубокого захолустья. О чем я могла тебе рассказать? О старом, разваливающемся домике на окраине Богом забытого городка? О матери, мечтой которой было выдать дочь замуж за богача? Об отце, больном, полуслепом молчуне и затворнике, живущем на крошечную пенсию? О попавшем в аварию брате? И, кроме того, я думала, что, сохранив что-то в тайне от тебя, сохраню и тот уголок, в который смогу забиться, когда ты уйдешь.
Мигель молча кивнул.
— Да, ты был прав тогда, в Нью-Йорке. Я не верила, что наши отношения вечны. Я жила в ожидании разрыва. Я знала, что однажды ты придешь и скажешь… — Она всхлипнула. — Я готовила себя к неизбежному, но так и не подготовилась. Раздвоиться невозможно. Нельзя перебежать из одной жизни в другую, оставив в прежней все свои заботы и проблемы. В Портленде мне было так же плохо, как было бы, если бы я осталась в Нью-Йорке.
— Жаль, что ты не осталась. Тогда я нашел бы тебя раньше.
Карина покачала головой.
— Я и не думала, что ты станешь искать меня.
Мигель посмотрел на нее с такой болью, с какой смотрят на людей загнанные звери.
— Знаю. Это моя вина.
Она не стала разубеждать его. Они оба несли на себе часть вины за то, что их отношения закончились столь плачевно. Пришло время признать это и постараться идти дальше.
— Мне нужно было больше рассказывать тебе о работе, о том, куда я езжу, о людях, с которыми встречаюсь. Это я, я сама создала условия для твоего недоверия. Именно поэтому, когда я рассказала о ребенке, ты так легко поверил в то, что у меня есть любовник.
— Нет! Нет, я не поверил! — Слова вырвались сами, потому что слишком долго оставались невысказанными. — Дело в другом.
Мигель замолчал, словно не зная, стоит ли продолжать. Чувствуя его нерешительность, Карина, однако, тоже молчала. Мужчина должен сам принимать решения. Мигель откашлялся.
— Мне давно уже следовало рассказать об этом. Пять лет назад я познакомился с одной девушкой. Это случилось в Хьюстоне, где она училась в колледже на режиссера. Наш роман продолжался почти год. Я только начал работать тогда в Штатах и жил в Нью-Йорке. На каникулах она прилетала ко мне, а я почти каждую неделю летал в Техас, где у меня были и деловые интересы. Мы… Если тебе неприятно это слушать, я не стану рассказывать.
Неприятно слушать? Хорошо сказано! Да она едва не задохнулась от ревности!
— Продолжай.
— Так вот. Мы уже собирались пожениться, но сначала я решил познакомить ее со своими родителями. О Рафаэлле речи тогда еще не было. Что касается родителей моей девушки, то они жили в Европе. По крайней мере, так она мне сказала. — Мигель погладил ее по щеке. — Тебе не холодно?
Вместо ответа Карина прижалась к нему еще теснее.
— И что же помешало тебе жениться на ней?
Мигель невесело усмехнулся.
— Все произошло, как в кино. Я решил преподнести ей сюрприз. Купил кольца, сел на самолет и без предупреждения прилетел в Хьюстон. — В его голосе появились хорошо знакомые Карине горькие нотки. — Если коротко… В общем, она подрабатывала тем, что обслуживала вечеринки у богачей, не ограничиваясь танцами или застольными беседами. На следующий день я вернулся в Нью-Йорк.
— И ты не попытался объясниться с ней. Не выслушал ее. Не дал ей шанса.
— Я был не в том состоянии, чтобы разговаривать.
— Понимаю.
— Когда ты сказала, что забеременела, я почему-то подумал о той девушке. Нет, у меня не было оснований не верить тебе. Ты всегда была такой… отзывчивой, такой искренней в своих чувствах. Мне трудно объяснить, что случилось. Я словно посмотрел на себя со стороны и увидел человека, которого все хотят использовать. Я не мог этого допустить. И тогда… Ты правильно назвала меня свиньей.
— Нет.
— Да. Меня извиняет только то, что тогда я плохо соображал, что делаю. Болезнь матери, настойчивые требования отца, проблемы с бизнесом — все навалилось как-то вдруг, и я сорвался.
— Мы часто срываем злость на тех, кого любим, — философски заметила Карина.
— А самое главное, я был в полном отчаянии от перспективы потерять тебя. Мысли об этом убивали меня на протяжении нескольких дней. Я боялся, что не выдержу нажима отца, а когда я боюсь чего-то, то действую. Совершаю необдуманные поступки. Наверное, действие для меня — это что-то вроде разрядки. Остальное ты знаешь.
— Я так надеялась, что ты найдешь меня, что ты вернешься.
Может быть, говорить об этом и не стоило, но Карине хотелось, чтобы Мигель знал: она любила его так сильно, что ждала даже после того, как оказалась выброшенной из квартиры по его же распоряжению.
— Я просидела в своем номере несколько дней, пока не прочитала в газете о твоей предстоящей свадьбе. После этого я уже не могла оставаться в Нью-Йорке, в городе, где мы были счастливы, где так многое напоминало о тебе. Я позвонила Малколму, и он сказал, что они с Эрикой ждут меня.
Мигель шумно вздохнул, тело его напряглось. Ему было больно. Так же больно, как Карине. И тогда, и теперь. Но эту боль нужно было ощутить, ее нужно было перетерпеть и преодолеть. Только так, через боль, муки, терзания, сомнения и недоверие, через страх и отчаяние человек приходит к осознанию ценности любви. Только любовь, прошедшая через все испытания, очищается от посторонних примесей и становится той силой, которая побеждает время и расстояния и поддерживает человека до самого последнего вздоха.
