— И не подумаю, — пробормотала она про себя.
Но тут Ник вспомнил, что у него есть запасные ключи, которые она дала ему на всякий случай, и открыл дверь сам. После чего стремительно взбежал по лестнице и буквально ворвался в комнату. Его квадратная челюсть и впалые щеки были покрыты двухдневной щетиной, а темно-зеленые глаза, казалось, метали молнии.
— Черт возьми, Марджи, что происходит? — рявкнул он на нее. — Сначала я узнал от своего шефа, что ты отказалась от моих услуг по расследованию кражи в твоем магазине. Затем ты звонишь в полицию и говоришь, что кто-то среди ночи открыл наружную дверь твоего обиталища и проник в коридор!
— Ник, я тоже желаю тебе доброго утра, — съязвила Марджи и, прикрыв за ним входную дверь, посмотрела ему прямо в глаза.
— Извини. — Он потер пальцами лоб и уже более спокойно спросил: — Марджи, в чем дело? Твое отношение ко мне так резко изменилось. Я ничего не понимаю.
— Я тоже ничего не понимаю.
Ник нахмурился. Будучи человеком далеко не глупым, он всем нутром чувствовал, что между ними что-то произошло, лопнуло, оборвалась какая-то связующая нить.
— Марджи, объясни мне, пожалуйста, что случилось, — расстроенным голосом произнес он. — Я дорожу отношениями с тобой. Ты мне нравишься. Очень нравишься.
— Извини, пожалуйста. — Она говорила насмешливым тоном. — Но откуда мне знать, как ты ко мне относишься? Ведь я ровно ничего не знаю о тебе. К примеру, как я могла догадаться, что ты обладаешь таким богатством, какого у меня не будет никогда в жизни? Я не знала даже о том, что ты был женат.
— Ах, вот оно что! — В его голосе послышались нотки ожесточенного разочарования. — Ты узнала о моих деньгах от Джин?
— О твоих деньгах? Конечно же, ты подумал в первую очередь о них. Разве в деньгах все дело, Ник? И не пытайся обвинить в чем-то Джин. Она лишь подтвердила то, о чем мне сообщил мой брат.
— Хауэлл?
— Не Хауэлл. Бертран, мой второй брат, который живет в Лондоне. Но не имеет значения, какой из братьев просветил меня относительно некоторых страниц твоей биографии. Я и сама кое-что замечала. Меня, например, удивило, почему ты не захотел пообщаться при мне со своим старым знакомым, который поприветствовал тебя на платформе. Я задавалась вопросом: откуда у тебя такие дорогие костюмы при зарплате полицейского? Я уже не говорю о твоем благотворительном «Тресте-невидимке». — Она глубоко вздохнула и, помолчав, продолжила: — Ник, если я тебе так нравлюсь, как ты говоришь, почему ты не рассказал мне, кто ты есть на самом деле? — Марджи выжидательно посмотрела на него, но он не проронил ни слова. — Если ты дорожишь нашими отношениями, почему не захотел поделиться со мной своими воспоминаниями о годах, проведенных в Лондоне? Почему не объяснил мне причины своего решения отказаться от прежней жизни? Ты мог бы рассказать о своей женитьбе и о разводе. Но нет, ты ни во что не посвящал меня. Я получала лишь крохи информации о твоей жизни, твоем характере, твоих интересах и устремлениях. Тот факт, что ты учился в Оксфордском университете, стал известен мне совершенно случайно. Как-то ты упомянул мимоходом, что родился в Шеффилде. И все… Ник, неужели ты не понимаешь, что дело не в деньгах, а в доверии? Ты никому ничего не поверяешь, никому не веришь, даже мне. — Она снова посмотрела на него так, будто ждала каких-то слов, пусть даже опровергающих ее доводы. Но он опять промолчал. — О Боже! Да ты просто не хочешь или, что еще хуже, не способен делить свою жизнь с кем-то еще. Не хочешь никого впускать в нее. Не хочешь, чтобы кто-то стал частью твоей жизни подобно тому, как я хочу, чтобы ты стал частью моей. В этом весь смысл любви, Ник. — Марджи сделала долгую паузу. — А я люблю тебя.
Вот наконец-то она и призналась ему в любви. Спонтанно, неожиданно для самой себя. Теперь уже ничего больше не надо ждать, не надо ловить удобного момента, чтобы произнести эти самые важные слова в жизни. Теперь время остановилось.
По всему было видно, что Ник включил работу своего рассудка на все обороты, чтобы осознать и оценить сказанное ею. Наконец он произнес:
— Знаешь, давай оставим наши отношения прежними. Пусть они будут такими же, какими были до вчерашнего дня. Я прошу тебя об этом, потому что не хочу терять тебя. И потому что, мне кажется, я тоже начинаю влюбляться в тебя.
— Вот именно: тебе это только кажется, а на самом деле ни о какой влюбленности говорить не приходится. — Марджи нервно рассмеялась. — Тебе просто понравилось иметь установившиеся отношения. Еще бы, масса плюсов — безопасный секс и загнанное в угол одиночество.
Его реакция на ее признание в любви вызвала в ней горькое разочарование и душевную боль. Марджи закрыла глаза и постаралась взять под контроль дыхание, которое стало глубоким и прерывистым. В одном она была уверена: у нее хватит сосредоточенности и воли, чтобы не расплакаться. Ей ни в коем случае не следует демонстрировать перед ним свою слабость.
Однако его присутствие в квартире, его близость усугубляли ее муки, и она, открыв сухие глаза, сказала:
— Послушай, я чувствую себя так, будто только что завершила многочасовое восхождение на Эверест. Я жутко устала. — Ее голос был вялым и каким-то отстраненным. — Этой ночью я мало спала, а ведь мне сегодня придется работать. К тому же я не вижу смысла в продолжении нашей беседы.
Ник молча стоял перед ней. Казалось, он был в полной растерянности.
Марджи кивнула в сторону двери и сказала:
— Я уверена, что ты знаешь, где выход из квартиры. Просто закрой за собой дверь.
Она даже не оглянулась в его сторону, когда он уходил, а сразу направилась в спальню и закрылась в ней, как закрывалась когда-то, если братья начинали выводить ее из себя.
Тогда они жили все вместе, и еще не поумневшие братья терзали ее довольно часто. Закрываясь от них в спальне, она ложилась в кровать и подолгу смотрела в потолок. В такие моменты она начинала думать о том, как проучить несмышленышей, издевавшихся над ней. Обычно она мысленно уезжала на Шетландские острова и проводила там несколько дней, совершая долгие прогулки по берегу. Когда она возвращалась из своего «путешествия» домой, братья встречали ее со счастливыми улыбками и клялись, что больше никогда не будут вести себя как тупоумные негодяйчики. Взрослея, они начинали осознавать, что без старшей сестры им не обойтись.
Сейчас, как и много лет назад, ей тоже было жалко себя. Но, лежа в кровати и уставившись в потолок, она уже не строила никаких планов возмездия. Она просто плакала.
От Марджи он поехал к себе домой, решив «побеседовать» тет-а-тет с бутылкой виски. Ему захотелось напиться, чтобы облегчить бремя душевных мук, которое неожиданно навалилось на него сразу, как только он покинул ее квартиру.
