— Это просто восхитительно! Огромное вам всем спасибо! И спасибо тебе, Рамон! — Она обняла его за талию. Но тепло и близость его тела таили в себе опасность для нее, и, как только раздались одобрительные возгласы, Анна-Лиза резко отстранилась от него и услышала, как он произнес:
— Maria Teresa — el honor es el ruyo[16].
Взяв Анну-Лизу за руку, Мария Тереза указала ей на крепкий черный ворот колодца.
— Что это значит? — спросила девушка, повернувшись к Рамону.
— Первое ведро воды надлежит вытянуть тебе, — ответил он и тепло улыбнулся ей. — На счастье!
Однако ворот поворачивался слишком легко.
— Неужели колодец сухой? — взволнованно прошептала она Рамону.
— Я уверен, что там внизу что-то есть, — сказал он и, увидев, как она нагнулась, чтобы заглянуть в колодец, нахмурился.
— Но что, если ведро окажется пустым?..
Рамон выпрямился и пристально взглянул на нее.
— Начни все заново, Анна-Лиза. Даю тебе еще один шанс.
Он положил свои руки поверх ее, и вокруг наступила полная тишина. Все ждали. Но, как только они оба начали вращать ворот, со всех сторон стали раздаваться дружные крики «Arriba! Arriba!»[17].
Наконец показалось ведро, слегка раскачивающееся на крепкой веревке.
Рамон взял его в руки и поднял высоко над собой, чем вызвал еще больший ажиотаж у собравшейся толпы.
— Ну, я же тебе говорила, — сказала Анна-Лиза, дергая его за рукав. — В нем нет никакой воды.
— А я говорю тебе, что ты ошибаешься, — продолжал настаивать он. — Впрочем, как и во многих других важных вещах.
— Дай мне посмотреть, — попросила она. Вокруг снова наступила полнейшая тишина. Что, если ведро все-таки окажется пустым? Что, если план Рамона провалился? Анна-Лиза даже думать об этом не могла. Она бросила на Рамона обеспокоенный взгляд и опустила в ведро руку. На самом донышке плескалось немного воды. Поджав губы, Анна-Лиза покачала головой.
— Проверь еще раз, — мягко предложил Рамон.
— Я уже проверила, — бросила она ему. — Этой воды едва ли хватит на две чашки кофе…
— Опусти руку еще раз, — почти, что приказал он, хватая ее за запястье.
Анна-Лиза нахмурилась и последовала его указанию. На дне что-то было…
— Не сдавайся, — подбадривал он ее. Внезапно она застыла от удивления. В ее руке было зажато кольцо.
— Кольцо с бриллиантом? — еле вымолвила она.
— Именно, — подтвердил Рамон, — дай его мне.
Она протянула кольцо Рамону, и великолепный чистой воды камень так и заиграл на солнце всеми цветами радуги.
— Я в жизни не видела ничего подобного, — пробормотала она. — Для кого оно?
— Для матери моего ребенка. — Нежно взяв Анну-Лизу за безымянный палец, он заглянул ей в глаза. — Для матери моего ребенка, — твердо повторил он, — и… — он прижал палец к ее губам, чтобы она дала ему закончить, — для женщины, которую я люблю.
Рамон обернулся, чтобы с благодарностью принять поздравления окружающих, но, когда он снова обратился к Анне-Лизе, его глаза горели страстью, и он смотрел только на нее.
— Анна-Лиза, tu me hara el honor de acordar hacer mi esposa?[18]
— Я думаю, что смогу ответить тебе по-испански.
— Ну, я жду.
— Si, mi amor[19], — выдохнула она.
Первое, что увидела Анна-Лиза, когда проснулась, было ее свадебное платье. Легкий ветерок, залетевший в комнату из приоткрытого окна, слегка колыхал тончайшее белое кружево. А на вешалке, обитой голубым шелком, висели корсаж и прелестная батистовая нижняя юбка, которые нужно было, надеть под прозрачное верхнее платье. Рамон специально слетал с ней в Париж, и теперь Анне-Лизе принадлежало самое прекрасное платье на свете.
Она продумала все до мельчайших деталей. И это бесподобное летнее утро возвещает о самом прекрасном моменте ее жизни, о дне ее свадьбы.
Она сладко потянулась, предвкушая предстоящую ей радость, удовольствие и веселье. Ей оставалось всего лишь принять ванну, облачиться в прекрасное платье и дожидаться старинного ландо, которое должно было отвезти ее в маленькую деревенскую церковь.
Цокот подков заставил ее подняться и посмотреть на часы. Коляска должна была прибыть в полдень, а сейчас еще не было и девяти.
Спрыгнув с постели, она подбежала к окну. Прекрасные андалузские кони терпеливо стояли, впряженные в открытый экипаж. Высунувшись из окна, она увидела верхушку широкополой черной шляпы кучера, но, когда она окликнула его, тот не ответил…
Быстро натянув на себя джинсы и старую футболку, Анна-Лиза сунула ноги в шлепанцы и выбежала из спальни.
— Здесь пока еще никого нет, — сказала она, прикрывая глаза от солнца и быстро пересекая двор. Увидев экипаж вблизи, она с трудом смогла скрыть свой восторг. Лошади были выхолены, их длинные гривы ниспадали шелковыми волнами.
— Не хотите ли зайти? — предложила Анна-Лиза, обходя экипаж, чтобы поговорить с кучером. — Я могу приготовить вам завтрак. А потом вы подождете в доме, пока я не буду готова…
Но как только кучер повернулся, все вежливые слова, словно застряли у нее в горле. Выражение лица шофера Рамона, Родригеса, было таким же презрительным и высокомерным, как всегда. Узнав его, Анна-Лиза слегка расстроилась, но ничто сегодня не должно испортить ей день.
— Ведь еще слишком рано. Если хочешь, можешь выпрячь лошадей и отвести их в загон.
— Коляску еще нужно украсить, сеньорита, — холодно ответил он. — И лошадей тоже…
— Ну, по крайней мере, отведи их в тень, — настойчиво сказала она.
— Как пожелаете.
— Под навесом есть желоб с чистой водой.
Она не переставала удивляться недовольству этого человека. Рамон обращался со всеми своими слугами одинаково вежливо и уважительно, какое бы место в доме они ни занимали. Однако на лице Родригеса всегда присутствовало одно и то же кислое выражение, словно в его жизни никогда не бывало счастливых моментов.
Уже лежа в огромной ванне, она услышала, что во дворе кто-то уже работает, и улыбнулась. Должно быть, Мария Тереза пришла и суетится на кухне. Свадебный банкет должен был состояться в поместье. Совсем недавно апельсиновые плантации принесли богатый урожай, и праздник был приурочен заодно и к этому событию.
Анна-Лиза предпочла не устраивать пышную церемонию в главном соборе Маона, а отметить этот день в своем поместье вместе с жителями поселка. Ее любовь, к Рамону не нуждалась ни в каких доказательствах. Маргарита будет свидетельницей, а маленькая Аурелия разбросает лепестки цветов. Анна-Лиза закрыла глаза и попыталась представить себе своего собственного ребенка, ребенка Рамона…
