Эдвин закрыл шторы и расстегнул рубашку. У этого мужчины было тело, за обладание которым можно было умереть. Неудивительно, что она так жаждала его.
— Ты хочешь меня?
Его ответ был стремительным и молчаливым. Он так быстро накрыл ее своим огромным горячим телом, а его дыхание настолько обожгло ее, что в ней мгновенно вспыхнул пожар, и откуда-то из самой глубины ее существа вырвался крик, который не смог заглушить даже его упоительный поцелуй.
Они растворялись друг в друге, Аманда уже почти не осознавала, что находится в его объятиях и что они все еще на Земле, на кровати роскошного номера прибрежной гостиницы. Его голос, такой близкий и такой далекий, что-то шептал ей в ухо, и это было удивительно, красиво, невероятно! Его тело все больше и больше познавало ее… И она откликалась с восторгом.
В течение трех дней для них не существовало ничего больше. Они были погружены в себя и друг в друга. Плавали, гуляли по пляжу, занимались любовью в уютном гроте, который разыскали между деревьями, на одеяле, расстеленном на песке. Кровать не знала устали ни днем, ни ночью.
Однако настала пора возвращаться в Кресроуд, привыкать к обычному течению жизни.
Они консультировались с бухгалтерами и юристами, выясняя, как лучше распределить фонды и трасты Николаса, чтобы обеспечить Дому Максфилда более надежный доход.
Попечительский комитет из бывших учеников занимался финансовыми вопросами даже в большей мере, чем Аманда и Эдвин. Они организовали фонд памяти Николаса Максфилда, и туда стали поступать пожертвования.
По негласному соглашению супруги не смешивали семью и работу. В течение дня они старались не касаться друг друга, чтобы не завестись с полоборота. Зато по ночам они давали полную свободу своей страсти. Не так часто они достигали пика удовольствия вместе, но после этого каждый из них заводил особую любовную игру, стараясь перевести партнера через границу реальности.
Как-то перед сном Эдвин сказал ей:
— Знаешь, мы могли бы… пожить где-нибудь еще, поработать управляющими.
— Но… — Такой радикальный план никогда не приходил ей в голову.
— Можно поселиться в Торонто или в другом месте. Где хочешь. Только ты и я.
Не мог же он говорить серьезно!
Напуганная, Аманда воскликнула:
— Но Николас никогда бы не позволил!..
Она замолчала, когда Эдвин внезапно вскочил и взял ее за плечи, заставляя смотреть прямо ему в лицо.
— Николас умер! Ради Бога, Аманда, оставь его в покое!
Рыдающая боль в его голосе заставила ее сердце вздрогнуть.
— Прости, Эдвин, — прошептала она, — но…
— Только подумай об этом! — произнес он настойчиво. Его пальцы впились в ее плечи. Одеяло соскочило, и холодный ночной воздух стал пробирать до костей. — Это ведь возможно, Аманда! Все, что мы совершили за последний год, сделало это возможным. Нам не надо быть постоянно привязанными к Кресроуду, жить в тени Николаса. Пожалуйста, милая! Дай шанс нашему браку.
Внезапный страх обдал ее горячей волной. Эдвин просил ее подумать и принять немыслимое доселе решение.
— Мы можем проводить здесь какое-то время, столько, сколько понадобится. Можем жить в пристройке какую-то часть года. Но нам нужно уехать отсюда. У нас ведь так и не было нормального медового месяца.
Это правда. Аманда ощутила странное звенящее чувство. Возможно, это было предчувствие свободы.
— Ты прав, — услышала она свой голос как бы издалека. — Конечно, нам надо пожить где-нибудь еще.
Эдвин радостно и облегченно вздохнул.
— Спасибо, — сказал он, руки его скользили вдоль ее тела. — Спасибо, любимая!
Одеяло слетело на пол и приняло их обоих. Было что-то непривычное в том, как они занимались любовью на этот раз. А может быть, перемена произошла в ней самой — новое ощущение возможного свободного полета…
Впервые Эдвин не использовал защиту. Он наклонился к ней, поцеловал и вопросительно взглянул в ее глаза. Аманда кивнула, и они счастливо улыбнулись друг другу.
Месяц спустя они шли по пляжу, обнявшись.
Аманда остановилась и подняла красивую перламутровую раковинку и стерла с нее песок. Эдвин поднял плоский камень, прицелился и бросил его в гладь воды. Он проскакал пять раз и утонул.
Он обернулся в ответ на звонкий смех Аманды.
— Практика — великая вещь, — произнесла она. — Хотя ты тренировался только неделю.
— И у меня есть еще неделя, чтобы продолжать практиковаться, — сказал он, заводя руку ей за талию. — Может, у меня получится лучше.
Она бросила на него хитрый взгляд.
— Сомневаюсь.
Ответная улыбка была неожиданностью.
— Испытай меня.
Аманда покачала головой, снова засмеявшись.
— Даже у тебя есть пределы, супермен!
Волна нагнала их голые ступни. Больше никого видно на пляже не было, только темный песок грелся на скупом шотландском солнце.
— Как хорошо, что ты нашел этот пляж, — сказала Аманда. — Иногда мне кажется, что это еще один сон.
— Нет, — сказал он, — не сон. Это было совсем не сложно. Хотя я был бы не прочь сделать реальностью все твои сны и мечты, Аманда.
— И мы заложили неплохой старт, — сказала она мягко. — Мне теперь не нужны никакие мечты. Думаю, что я беременна.
Эдвин внезапно остановился.
— Ты удивлен? — спросила Аманда. — Мне казалось, что это не так уж неожиданно. Мы сами напрашивались.
— Я… не был уверен, — произнес он, — хотела ли ты этого… Или знала, что такое не произойдет.
Аманда была поражена. Неужели он думал, что она сделала стерилизацию? Конечно, ей довелось быть замужем за Николасом в течение шести лет, и у них не появилось ни одного младенца. Но Эдвин никогда и не спрашивал о причинах этого. Иначе она бы объяснила, что Николас считал себя слишком старым и не стремился к продолжению рода. Она же очень любила детей, но не думала, что страстно мечтает стать матерью, тогда еще в ней это чувство спало.
— Я бы не вышла за тебя, — сказала она, — если бы не могла родить ребенка. По крайней мере, я бы тебя предупредила.
— Это не так важно, — ответил он. — Ты рада?
— За всю свою жизнь я никогда еще не была так счастлива!
Эдвин сумел затронуть ту часть ее души и сердца, которой Николас никогда не замечал. Сегодня она чувствовала, что ее жизнь заполнена и не о чем тосковать и горевать.
Он схватил ее руку и сжал ее.
— Я люблю тебя. — Она смотрела в его глаза, желая, чтобы он четко услышал каждое слово, каждый звук. Осознание сбывшегося счастья входило в нее и становилось все ощутимее для нее самой. Аманда чувствовала это каждой косточкой, каждой веной, каждым сосудиком своего тела. — Я говорила когда-то, что ты был не из лучших. Ерунда! Ты ведь не слабак — я в этом убедилась. Но ты и не совершенство — мне это тоже известно. И я не совершенство. И Николас никогда им не был. Моя вина в том, что я возвела его на пьедестал. А он был просто человеком, существом, которое я боготворила. Теперь он часть прошлого. А ты — мое настоящее. Мое будущее — ты и наш ребенок. Я твоя!
